Сергей Аман - Всё будет хорошо, мы все умрём!

Решение этого вопроса я решил оставить на далёкое «потом». Домой, домой! Отсыпаться после тяжёлого трудового дня, нет, бог ты мой, какого дня – ночи, конечно же ночи! Наконец я начинал чувствовать действительное облегчение после душевного оцепенения, вызванного длительным чувством подавленности и страха. Как ни банально это звучит, но… сердце радостно запело в ожидании свободы! Да, сейчас каждая банальность воспринималась как откровение. Откровение начинающегося утра, откровение зарождающегося дня… Тьфу ты, чёрт, Остапа понесло!.. Домой, домой!

До дома я доскочил быстро. На улицах было пустынно, светофоры мигали жёлтым, давая возможность не тормозить без нужды. Магазины были ещё закрыты, но дома в холодильнике меня ждала варёная картошка и кусок колбасы, приобретённой с неделю назад и чередуемой с рыбными консервами. Так что закусить чем было, а уж о ста боевых граммах я всегда заботился заранее. Я ж не запойный, и у меня всегда стоит несколько бутылок разных мастей на разных гостей. Лина вот любит выпить красного полусладкого винца, а я предпочитаю водочку. Ох, мы с ней сегодня и посидим, друг на друга поглядим.

Конечно, надеюсь, не только поглядим, но и полежим. Хотя с ней всё труднее о чем-нибудь конкретном стало договориться. Она вдруг в последний момент начала отменять встречи, объясняя тем, что надо посидеть с внучкой Тани Вансовской, которой неожиданно необходимо отлучиться, или тем, что надо навестить подругу Галю (Валю, Свету), у которой непременно нужно переночевать, хотя эта подруга живёт в получасе ходьбы от меня, а я всегда готов за ней подскочить на машине. Я уже был на взводе, хотя виду не показывал.

Все шло нормально, пока однажды Лина с Вансовской не зазвали меня не так давно в гости на какое-то особенное французское блюдо из сыра, который надо было варить прямо в нашем присутствии. Лина тогда практически жила у Вансовской, оказавшись в её близких подругах. А ведь это я их познакомил, вернее, познакомились они несколько лет назад благодаря мне. Мы тогда с Линой жили вместе, и она помогала мне устраивать «философические» вечера в разных известных столичной публике местах. К примеру, в Центральном Доме литераторов или Доме дружбы народов, а то и просто в каком-нибудь подвальчике, гордо именуемом хозяйкой «литературным (или – бери выше – «интеллектуальным») салоном».

Тогда этих салонов расплодилось по Москве неимоверное количество, а держали их именно хозяйки, а не хозяева. Потому что хозяева обычно содержали самих хозяек. И все эти хозяйки были исключительно одарённые женщины, писавшие стихи или, как минимум, игравшие на пианинах, а иногда и снисходившие даже до вульгарных, то бишь народных, гитар. Таланты их были настолько признаны всеми завсегдатаями этих мест, что сами хозяйки свято в них верили. Потому все были довольны друг другом, и вечера проходили весело и непринуждённо, с умеренным пьянством и лишь порой неумеренным апломбом выступающих.

Здесь каждый был волен выступать с тем, с чем ему хотелось. И я вовсю разглагольствовал на любимую мною тему – преломление экзистенциальных взглядов Сартра и Камю в их литературном творчестве. Лина, конечно, ничего в этом не понимала, да ей и не нужно было. У неё обнаружился свой талант – легко сходиться с людьми любой иерархической ступени и степени образованности. Именно поэтому я, совсем не умеющий улыбаться нужным людям, быстро понял, что договариваться о моих «философических» выступлениях лучше ей, чем мне.

Я тогда ещё работал в издательстве, публиковавшем дореволюционных и зарубежных философов, а также всю околофилософскую литературу, и варился во всём этом соку с удовольствием и практически безвозмездно. Именно это-то – хроническая нехватка денег – и натолкнуло меня на мысль выступать с платными лекциями о воззрениях разных интересных товарищей на мир и жизнь в нём. Однако всяческим Домам культуры, которые во времена оны такие лекции и устраивали, в постперестроечную пору это оказалось неинтересно. Так что оттачивать свои ораторские навыки мне пока приходилось вот по таким публичным местам.

Впрочем, это только мне казалось, что это всё «пока». На самом деле это оказалось «навсегда». Но именно в то самое время я и познакомился с Татьяной Вансовской, внучкой известного религиозного деятеля и дочкой не менее известного художника-мариниста. Дед её по нередкому в России совместительству был философом, на чём мы, естественно, и сошлись, оказавшись в каком-то салоне за одним столом. Лина тогда скромно сидела рядом со мной и не ввязывалась в наш разговор.

Мы с Вансовской должны были быть полезны друг другу: она хотела издать труды деда в нашем издательстве, а мне могла помочь с организацией моих выступлений в более серьёзных местах. Забегая вперёд, надо сказать, что ни я ей, ни она мне по не зависимым от нас причинам помочь так и не смогли, но дружеская привязанность у нас осталась. А вот Лина с Татьяной вскоре стали просто неразлучными подругами. Настолько, что, когда мы с Линой с неизбежным скандалом разбежались, Вансовская приютила её у себя и я на какое-то время перестал с ними общаться. Но когда отношения с Ангелиной у нас возобновились, они зазвали меня в гости на какое-то изысканное блюдо, о чём я уже начал рассказывать.

Французское сырное блюдо, честно говоря, меня не восхитило, хотя посидели мы неплохо. Я взял бутылку хорошего вина, и мы как истинные аристократы продегустировали и то, и это, стараясь говорить друг другу только приятные вещи. Но в самом конце наших посиделок меня неприятно кольнуло, когда я с Линой договаривался о следующем её приезде ко мне, а Таня вдруг сказала ей: «Не забудь про четверг». Я, чтобы показать, что я это заметил, но не придаю этому значения, тут же попытался пошутить: «О, у тебя свидание? И как он?» Лина ответила в том же тоне: «О, он исключительно хорош!»

И шутки не получилось. У меня стало тягостно на сердце, но виду я всё-таки не подавал и продолжал нести какую-то чушь. И хотя вроде бы смехом всё и рассосалось, но Лина всё-таки исключила четверг, не объясняя мне – почему. Отговорилась то ли шуткой, то ли вообще промолчала, «не заметив вопроса». Уходя, я подумал, что она всё больше стала напоминать мне двух подруг, которых я про себя окрестил «подольскими невестами».

Невесты бывают разные. Особенно интересными экземплярами мне показались две невесты из Подольска. Парочка эта собственно состояла из двух подруг. Но познакомился я с ними не одновременно, а по одной. Вернее, я познакомился сначала с одной, а потом эта одна познакомила меня со второй. Такое извилистое изложение сути, наверное, отражает сложность моего знакомства с ними. Тут придётся начать издалека.