Виктор Чочиев - Пёс Господень. Сценарий в формате повести

А старуха, сидя на земле, всё била и била о землю рукой, и в исступлении кричала:

– Хватайте его! Убейте его!

Неровной шаткой походкой Варавва медленно шёл к своему дому. Одной рукой он держал небольшой мешочек со смоквами, другой прижимал к рваной ране на голове пучок травы с запекшейся на ней кровью. Мысли его путались, и каждый шаг отдавался резким горячим толчком где-то в самой середине головы.

Наконец, он подошёл к дому. Это была очень низкая хижина у подножья холма – почти землянка, без двери и окон.. Возле неё, играя, на земле возились две девочки пяти и семи лет, одетые в ветхие рваные платьица. Заметив Варавву, девочки вскочили и кинулись ему навстречу с радостными криками:

– Ой! Братик пришёл!

– Варавва!

Старшая девочка в тревогой спросила.

– А что это у тебя с головой?

Варавва попытался ответить с самым беспечным видом:

– Да… так… Задел о ветку… в роще.

Не почувствовав его слабости, девочки продолжили свои беззаботные расспросы:

– За восточными воротами, да?

– Да… там.

– А почему ты нас не разбудил? Мы бы пошли с тобой!

– Вас только мне и не хватало…

– Ты купался сегодня?

– Сегодня нет… Завтра пойду… Что я… купался я сегодня, купался…

– Ну почему мама не разрешает нам ходить на пруд!

– Правильно… вы же… девочки.

Через низкий дверной проём Варавва вошёл в дом – земляной пол, никакой мебели, жужжание невидимых в сумраке мух. В углу на охапке сена сидела очень худая женщина – его мать – с годовалым младенцем на руках, которого она кормила своей тощей грудью. Варавва протянул матери мешочек:

– Вот – возьми, тут смоквы.

– Да простит Господь моего сыночка!… Повесь его.

Варавва обернулся к двери и повесил мешочек на гвоздь, торчащий в растрескавшемся дверном косяке. Приглядевшись к сыну, мать положила ребёнка на сено, встала и усталым спокойным голосом сказала:

– Пойдём, твою рану надо промыть.

Мать обняла Варавву и вывела его наружу к большому глиняному бочонку с обломанными краями. Хорошо выскобленной тыквенной плошкой она зачерпнула воду из бочонка и в несколько приёмов промыла рану на голове согнувшегося в поясе Варавве. От прикосновения материнской руки, счищавшей присохшую грязь и кровь Варавва взвизгнул:

– Уй! Больно!

Не обращая на это внимания, мать заговорила о том, что уже давно терзало ей душу:

– Когда-нибудь они убьют тебя… За несколько смокв или пригоршню бобов…. Горе мне…

– Что ты, мама, я ловкий… Никому меня не поймать… И вообще, я буду жить вечно!

– Не святотатствуй!… Как мне жаль, что ты не ходишь в синагогу.

– Как же я туда приду, мама?

– Как жаль.. Ты совсем не знаешь Закона… Как ты будешь жить…

Прополоскав в чистой воде какую-то тряпку, мать протянула её Варавве:

– Прижми к ране и полежи в доме…. Сара, Ребекка, не шумите, пусть Варавва поспит.

Она снова обняла Варавву и проводила его в дом. Варавва лёг поудобнее на сено рядом со своим братиком, и глаза его закрылись сами собой. Мать села прямо на пол, прислонившись спиной к стене. Минуту-другую они молчали. Варавва почувствовал, что засыпает, а его мать погрузилась в тягостные раздумья. И без того невесёлое, её лице ещё больше помрачнело:

– Утром обошла весь город… Нигде не было работы… Хорошо, что ты принёс смоквы. И Мария дала немного молока и хлеба. Слава Богу, теперь есть, чем покормить младших. Поешь и ты, вот хлеб.

Откуда-то из складок платья мать достала кусок хлеба и вложила его в руку сыну. Не открывая глаз, он начал есть – навалившиеся на него слабость и сонливость чуть-чуть отступили. А мать продолжала:

– Господи, благослови семью Иосифа! И особо, жену его Марию! Если бы не они, нам бы не выжить…

– Да, они добрые люди… – тихонечко отозвался Варавва… – Только их дети играют с Сарой и Ребеккой… И никогда не дразнятся.

– Хоть бы ты подружился с Иисусом. Он такой замечательный мальчик! Твой одногодок, а говорят, знает Закон не хуже раввинов.

– Как я с ним подружусь? Он почти никуда не ходит… кроме синагоги…

– Полежи тут, поспи. А я схожу ещё раз в город.

Мать встала и вышла из дома. Доев хлеб, Варавва вытянулся в струнку, зевнул и потянулся. Потом вдруг встал – от этого у него закружилась голова, и ему пришлось опереться на стену. Когда кружение в голове прекратилось, Варавва подошёл к двери и выбрал из своего мешочка самую лучшую смокву, откусил от неё кусочек и тщательно его разжевал. Потом он лёг на сено лицом к брату, который в этот момент энергично обсасывал свой крохотный кулачок, и пальцем стал засовывать ему в ротик разжёванную смокву. Тому это сначала не понравилось – он закрутил головой и тихонечко захныкал. Но уже через несколько секунд он улыбнулся и стал дожёвывать смокву своими беззубыми дёснами. Варавва улыбнулся улыбке брата, откинулся на спину и то ли мгновенно уснул, то ли потерял сознание.

Он проснулся через несколько часов. В доме никого не было. Вставать не хотелось. Он ещё немножко полежал, любуясь пыльными лучами солнца, проникающие через щели в крыше, и прошептал:

– Как хорошо!

Но едва пошевелившись, Варавва поморщился от боли и осторожно притронулся рукой к ране на своей голове, прикрытой присохшей тряпкой. Слегка подёргав тряпку, он понял, что так просто её не оторвать, а оторвать почему-то очень хотелось. Тогда он встал, вышел из дома и остановился, опершись на стену. Его сёстры играли с маленьким братиком и не заметили его. Варавва окликнул их:

– А где мама?

– Ещё не вернулась.

– А-аа…

Варавва подошёл к бочонку с водой и, поливая присохшую к голове тряпку, помаленьку отодрал её, изредка «уйкая» от боли. Затем он вылил полную плошку себе на голову и расправил мокрые волосы ладонями. Потом он наполнил плошку ещё раз и напился. После чего сообщил девочкам:

– Я пойду в город.

– Останься, поиграем?

– Как я буду с вами играть… Я уже большой.

Понурив голову Варавва шёл по узенькой улочке мимо бедных домов и убогих лавчонок. Завидев его, их жильцы и хозяева не скупились на язвительные реплики:

– Проходи, проходи!

– Сын побирушки идёт…

– Хорошо, что один, без своей шайки!

– Что будет с нами, когда они вырастут!

– Он недостоин называться иудеем!

– А проломил таки ему кто-то голову!

– Уж я бы ударил посильнее!

Подняв голову, в нескольких шагах от себя Варавва увидел шедшего ему навстречу знакомого мальчика – опрятно, но бедно одетого и тоже босого. Мальчик первым обратился к нему:

– Здравствуй, Варавва! Не слушай этих людей. Господь не благословит их слова!

– Я и не слушаю. Привет, Иисус!

– Ты не более грешен, чем они. Ты добрый. Многие мальчики из тех, кого я знаю, берут из чужих садов. Ты такой же, как все.