Сергей Банцер - Жалким быть просто. Мистический детектив

Окончив составление протокола, Дятлов дал его подписать понятым и экспертам и подошёл к Ванику.

– У меня есть пару вопросов к вам, – сказал он. – Где мы можем поговорить?

– В дежурной комнате, тут рядом, – угодливо ответил тот.

В дежурке Дятлов расположился в кресле Ваника, а тот присел напротив него на стул.

– Вот, на, распишись здесь, – Дятлов придвинул Ванику бланк, – я предупреждаю вас, гражданин Ванников, об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Теперь ответьте на мой вопрос – с кем была Корсакова в сауне?

– Я ж не знаю, – округлил глаза Ваник в праведном недоумении, – мы подготавливаем помещение, оставляем простыни там, полотенца, ключи в дверях и уходим. Приходим, когда уже никого нет. Наши клиенты люди семейные, вы ж понимаете, анонимность это наш хлеб.

– Ладно, – перебил его Дятлов, – кто оплачивал аренду сауны?

– Вот она, Корсакова эта самая. Приходила вчера и оплатила. Ещё живой была.

– До какого времени была оплачена сауна?

– Нужно посмотреть.

– Ну, так посмотри. Или хочешь с нами поехать?

Ваник вскочил со стула и достал какой-то журнал.

– Вот, до полдесятого, – сказал он, ткнув указательным пальцем в запись в журнале.

– А вы позвонили в двадцать тридцать пять, правильно? Какого хрена вы попёрлись в сауну, когда там находилась женщина, если до конца оплаченного времени оставался почти час? Только не говорите, что подглядывать.

Ваник молча уставился на Дятлова преданным взглядом и облизнул пересохшие губы.

– Молчишь? Собирайся, поедешь с нами, – сказал Дятлов. – Тёплые вещи захвати, в камере холодно.

– Холодно? – Ваник мелко затряс головой. – Зачем? Машина уехала. Автомобиль! Я из окна дежурки видел.

– Корсакова на ней приехала?

– Да.

– С кем?

– Я не видел! Фонарь там… Автоматический. Он гаснет, когда люди входят. Или выходят. Я видел только, как машина, ну, автомобиль этот, уезжал.

Дятлов подошёл к окну и посмотрел вниз на пустую стоянку.

– Номер машины ты должен был видеть. Отсюда отлично видно, когда фонарь горит. Что скажешь, гражданин Ваник?

– Зачем он мне нужен был, номер? Ну, видел. А что я все номера должен запоминать? Приехал и приехал. Уехал и хрен с ним. Я ж не знал, что она мёртвая.

– Ну, а марка? Цвет? Тоже не помнишь? – спросил Дятлов.

– «Ауди» шестёрка. Цвет… Фиолетовый такой. У жигулей это называется цвет «банан».

– Банан?

– Да!

– Банан фиолетового цвета, да? – нахмурился Дятлов.

– Ну, а какого же? – Ваник затравленно посмотрел на следователя.

Дятлов прищурился и внимательно посмотрел Ванику в глаза.

Сколько же видел он таких глаз за те два десятка лет, на протяжении которых ему приходилось проводить вот такие допросы… В большинстве случаев люди ему врали. Со временем он научился видеть это. Тяжелее всего врут порядочные люди. Как-то мучительно, что ли… Особенно тяжело врут порядочные мужики. Женщины от природы почти все актрисы и врут легче. В показаниях женщин всегда сквозит неподдельная искренность, и из их глаз текут слёзы, которые они вытирают кружевными платочками.

Хотя… Иногда попадаются такие, как Свиридова…

Дятлов откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

Марина Свиридова… Кажется, он будет помнить эту женщину уже до конца своих дней. «Криминальные авторитеты очень ценят таких девочек. Очень… На вес золота». Так говорил продажный бывший мент Семашко. Марина… Пусть земля будет тебе пухом…

Но сейчас опыт говорил Дятлову, что Ваник говорит правду. Он искренне считает, что банан фиолетового цвета. Странно…

– Может, ты хотел сказать цвета «баклажан»? – спросил он.

– Ну, да, «баклажан», – с удивлением сказал Ваник. – А я как сказал?

Дятлов молча посмотрел на него, потом встал и пошёл к выходу. В дверях он обернулся и спросил:

– С кем она выходила из машины – с мужчиной или с женщиной, хоть это ты видел?

– Нет, – сказал Ваник, – не видел, гражданин следователь. Я услышал звук мотора, выглянул в окно и увидел, как машина выехала со двора.

Когда Дятлов вернулся в предбанник, тела Корсаковой там уже не было. Подписав протокол, ушли и понятые.

– А где Анзюлис? – спросил он, устало садясь на стул.

– Уехал в морг, – ответил Корзухин, вертя в пальцах водительское удостоверение Корсаковой. – Там какие-то формальности нужно уладить. Эти хлопцы на труповозке сказали, что у них нет денег на бензин и хотели с меня содрать. Совсем оборзели. Между прочим, у Корсаковой сегодня день рождения, – добавил он, ткнув пальцем в пластиковую карточку водительского удостоверения.

– Да? – ухмыльнулся Дятлов, – ну-ка, дай. Действительно… Хм… Грустный вышел праздник у нашей барышни…

Самым странным был этот свет… Он был тусклым и исходил отовсюду, поэтому казалось, что купе плавает в каком-то вязком сером киселе. Но почему-то это её не удивляло. Невнятные чувства и вьющиеся, как надоедливые мухи, обрывки мыслей, которые составляли последнее время фон её жизни, вдруг куда-то исчезли, и она оказалась здесь – в этом странном купе.

А мысли… Так или иначе, все они, в конце концов, сводились к пластиковому пакетику с изображением Серебряной лисицы. Этот зверёк, запущенный в бокал красного «Coronas», сразу делал мир лучше. Как будто кто-то стирал влажной гигантской салфеткой с этого потасканного мира пыль, и он начинал сверкать яркими, как в детстве, красками.

Мужчин в этом обновлённом мире Серебряная лисица делала высокими и великодушными. Отёртые волшебной салфеткой от специфического мужского налёта, они приветливо улыбались ей и оборачивались вслед. Делая вид, что что-то там высматривают, мужчины украдкой пялились на её полные бёдра, которые так плавно покачивались при ходьбе.

Жалко только, что серебряный зверёк с этикетки всё чаще стал больно кусаться, вонзая свои острые зубки ей прямо ей в сердце.

Серый морок купе вдруг разорвала яркая, как при разряде молнии, вспышка, и в слепящем свете вокруг застыли какие-то силуэты… Это длилось всего одно мгновение, но в её мозгу успела запечатлеться резкая, как на передержанной фотографии, картинка – белые кафельные стены и незнакомые люди, которые склонились над худощавой обнажённой женщиной, лежащей на кушетке.

Этой женщиной была она…

Через мгновение видение исчезло, и всё стало, как прежде – морок-кисель, никакой боли, вообще ничего, только этот серый свет…

– Конечная остановка, – раздался откуда-то скрипучий женский голос, – всё, выходим!..

Странно…

Разве этот вагон куда-то ехал? Но не было слышно ни перестука колёс, ни лязга вагонных сцепок, ни гудков локомотива…

В купе заглянула толстая неопрятная проводница с каким-то огромным допотопным фонарём, от которого исходил такой же серый зловещий свет.