Владимир Тучков - Поющие в интернете (сборник)

Кто-то был закодирован от звуков шума морского прибоя, который хаотично издавали установленные в различных уголках запутанного здания акустические системы. Эти несчастные испуганно бегали от пугающих их звуков, иногда обманываясь даже шумом спускаемой в унитазе воды.

Третьи панически боялись черных котов, которые, судя по нервозности поведения, в свою очередь тоже кого-то боялись. Четвертые обреченно дожидались атомной бомбардировки. Пятых приводил в ужас вид человека в брандмейстерском мундире, который тщетно пытался скрыться от преследовавшей его собственной тени – беднягу невозможно было затащить в ярко освещенную солнцем комнату даже под угрозой смерти. И лишь полная темнота приносила ему некоторое облегчение. Но полной темноты в доме не было никогда, даже ночью, поскольку специальная компьютерная программа, управлявшая освещением дома, преднамеренно хаотично включала и выключала в комнатах светильники.

Однако в доме Андрея все же существовало исключение из этого незыблемого закона тотального безумия. В семи или девяти комнатах, в которых обитал сам хозяин, не было ни световых, ни шумовых эффектов. Понятно, что входить в господские покои без звона традиционного валдайского колокольчика никто не имел права. К нарушавшим это правило Андрей применял повторное кодирование, после чего человек пугался уже двух каких-либо предметов и явлений. В самом крайнем случае человеку внушался ужас к взаимоисключающим, антагонистическим вещам. Так, мне показали человека, который не переносил ни света, ни темноты. Несчастный, чтобы не сойти с ума, был вынужден беспрерывно оглушать свое сознание опием. Надо сказать, что этого зелья было в доме предостаточно.

Андрей рассказал о множестве иных сумасбродных проектов, которые он успел реализовать. Стоит вкратце рассказать, например, о том, как он закопал на разной глубине и на всей площади угодий некоего приглянувшегося ему фермера десять килограммов «старинных» монет, которые ему отлил «под античность» знакомый ювелир. Довольно скоро слух о поле, нашпигованном кладами, распространился в радиусе пятидесяти километров. И, несмотря на отчаянные попытки фермера остановить коллективное безобразие на принадлежащих ему по закону землях, толпы людей с лопатами, тачками и панцирными кроватными сетками для просева грунта за три дня сделали на площади в триста гектаров один сплошной котлован, в некоторых местах достигавший пятиметровой глубины. Вскоре его заполнили грунтовые воды, и вместо поля, кормившего многочисленное семейство фермера, получилось озеро, в котором впоследствии утонуло немало крестьян из близлежащих деревень, пытавшихся продолжить на его дне поиски шального счастья.

Что же касается грядущих проектов Андрея, то о них он предпочитает не распространяться, поскольку каждый из них находится в антагонистических отношениях с рядом статей уголовного кодекса. И предварительная огласка грандиозных планов может сорвать их реализацию за счет активного противодействия правоохранительных органов.

«Твари, подъем!» – этот дикий отцовский крик посреди ночи сохранился в сознании Сергея как первое детское воспоминание. Да иного и быть не могло, потому что такой полууставной командой отец, скончавшийся десять лет назад от алкоголизма, поднимал свое семейство регулярно. То есть с той же самой частотой, с какой напивался до бесчувствия. А напивался он не реже четырех раз в неделю, благо этому не препятствовала жизнь в богом заброшенном гарнизоне и служба в оставленном высшим командованием на произвол судьбы батальоне внутренних войск.

«Твари, подъем!» – и в ночной квартире стремительно пробуждалась неестественно бурная жизнь. Старшие братья пытались спрятаться от грозных отцовских сапог то под кроватью, то под столом, то в гулком барачном коридоре. Мать, прикрывая собой младшенького Сереженьку, металась по постылому жилью дурной растрепанной птицей, издающей то всхлипывания, то гортанные звуки. Что приводило отца, которого от пьянства могла частично отвлечь лишь утиная охота, в еще большее неистовство.

Бог миловал, Сергей не нажил естественного в данной ситуации заикания. Чему, несомненно, способствовала пробудившаяся в очень раннем возрасте яростная злоба к обидчикам, среди коих первое место занимал, естественно, родной отец. Однако энуреза избежать не удалось. Более того, он преследовал мальчика не только в детстве, но и перекочевал во взрослую жизнь. Это было обидно, но при наличии большого количества денег и немых слуг, не вызывало никаких проблем.

Сергей, которого природа, вопреки пьяному зачатию, а может быть, и благодаря ему, щедро наградила нечеловеческой способностью адаптироваться к любым формам жизни, уже в пятнадцать лет начал делать комсомольскую карьеру. Потому что это был единственный способ побега из кошмара богом забытого гарнизона. Не сомнительные компании с портвейном и острыми выкидными ножами стали его повседневностью, а пламенные общие собрания и заседания бюро школы, где не по годам смышленый юноша жег сердца однокашников пламенными речами о самом главном, придумывал эффектные мероприятия по повышению идеологической грамотности и борьбе с любыми проявлениями чуждых веяний, зорко следил за отчетностью и собираемостью взносов.

В шестнадцать он был уже первым секретарем комсомольского бюро школы, с семнадцати до восемнадцати руководил комсомольской ячейкой фабрики по производству бензиновых паяльных ламп, с восемнадцати до двадцати внедрялся в армии в ряды компартии. А затем, после демобилизации, не тратя время на поездку в ненавистный родной городишко, сразу же обосновался в горкоме ВЛКСМ областного города в качестве инструктора по идеологии с параллельной заочной учебой в высшей партшколе.

Через три года наступило горячее время перестройки. Будучи уже третьим секретарем, Сергей, никогда не бывший догматиком, прекрасно сориентировался в новой исторической ситуации, которая вместо административного господства над народными массами сулила финансовое могущество. И бывший пастырь советской молодежи вместе с тысячами своих коллег встал в новую колею, из которой выпихнуть человека, осознавшего свою новую избранность, могли лишь исключительные обстоятельства.

Короче, жили в ту пору весело: весело открывали кооперативы, благотворительные фонды, не облагаемые налогом, весело налаживали связи с зарубежными компаньонами, весело пили доселе неведомые напитки, весело ежемесячно меняли секретарш, весело обогащались. Причем это искрометное веселье, зиждившееся на определенном социальном статусе, на стартовом комсомольско-партийном капитале, на ничейном богатстве Советского Союза, не омрачалось не то чтобы заказными убийствами, но даже и конкуренции-то тогда, по сути, не было. Всего было навалом: подходи и бери.