Артур Прокопчук - Беларусь. XX век, железный век. Взгляд из окна своего дома

До Первой мировой войны издательство в Петербурге успело выпустить более 100 тысяч экземпляров беларуских книг и брошюр. В начале ХХ века возрождению традиций беларуской культуры во многом способствовало широкое национальное движение, стала регулярно печататься в Вильне общебеларуская газета «Наша Нiва». Начал расцветать талант будущих классиков беларуской литературы – Янки Купалы, Якуба Коласа, Максима Богдановича, Цётки и др.

Первая мировая война заставила активизироваться самых передовых деятелей беларуской нации, однако конечные результаты этой войны еще раз ударили по беларускому самосознанию. Новый этап истории Российской империи в целом и еще не оформленной в самостоятельную единицу Беларуси начался с февральской революции.

Исчезновение монархии вначале очень вдохновило мужчин всего Минска, Негорелого и Койданава. Начиналась, так многим казалось, новая жизнь, с весной дохнуло свободой. Моей тётушке, Анне Нестеровне, к «февральской» исполнилось десять лет, и она помнила, как дед носил красный бант в лацкане сюртука. Мой дед, Александр Павлович, Саша, как его звали дома, второй муж бабушки Александры (первый Нестор Старовойтенко, скончался), перед революцией получил повышение, но хотел уйти в отставку с должности начальника телеграфа станции Негорелое.

Негорелое. Станция с 1831 года – владение Ю. Абламовича, после того, как владения Радзивиллов были конфискованы. В 1871 через Негорелое прошла Московско-Брестская железная дорога Варшавской железной дороги.

Были у него планы перебраться в Менск, как тогда назывался наш древний город.

Зачем-то русским чиновникам от истории и географии так любо переделывать древние, сложившиеся название городов, улиц, но так город жители упорно называли до 1939 года. Ну, а если уж привыкло российское «начальство» к слову «Минск», то пусть будет Минск. В деревнях все равно еще долго будут говорить так, как было на протяжении тысячи лет. Да и дома, по крайней мере, у нас, использовали эту древнюю форму названия города.

Мой дед со своим отцом, моим прадедом, Федором Александровичем Павловичем, вышедшим в отставку с должности станционного смотрителя Клинокской станции, успел как раз построить в Негорелом новый, каменный дом, который обошелся им не одной тысячей золотых рублей. Оставшиеся после строительства дома золотые червонцы, со слов бабушки, дед в 1917 году обменял на «керенки», которые быстро превратились в «труху», так как вскоре «свершилась (так нас учили в школе называть это событие) октябрьская, социалистическая», и началось лихолетье.

Первая мировая война надвинулась на Западный край (слово Беларусь всё ещё было запретным), и беларусов стали «освобождать» и «воссоединять», то Польша, то Россия, а в промежутке между ними – Германия.

Подписанный большевиками Рижский «мирный договор» расчленил народ надвое, разорвал судьбы и лишил будущего миллионы беларусов.

Мировая война докатилась до станции Негорелое, откуда родом мои предки, Валахановичи и Павловичи, и вскоре подступила к Менску (Минску).

Кратковременные, более или менее спокойные, промежутки времени между очередными разрывами и сменой властей в быту и жизни нашей семьи, и всех беларусов, с начала 1917-го по конец 20-х годов, составили в памяти моей бабушки Александры (Саши) собственный календарь, в котором летоисчисление велось по этапам от «за тыми бальшэвиками» до «этых балшэвиков».

Февральская революция внушила надежды, а за небольшой промежуток времени от дней образования Беларуской Народной Рады до захвата Беларуси немецкими войсками был созван и в декабре 1917 года проведен «Первый Всебеларуский съезд (конгресс)» с участием 1872 делегатов, при оголтелом сопротивлении местных большевиков. Съезд принял «Устаўную грамату да народаў Беларусi» и поручил Исполкому съезда принять участие в переговорах с немецким командованием, что было согласовано с «самим» Троцким, посетившим Минск.

Тем временем, большевики, Лев Троцкий с компанией, продолжали торговаться в Бресте с немецким командованием, готовили «Брестский договор», отдавали Германии беларуские земли с трехмиллионным населением. В той игре Ленина и Троцкого, где на кон ставились их личные судьбы и, конечно, судьба Совета народных комиссаров России, Беларусь была мелкой, разменной монетой. Троцкий не сдержал своё слово, данное беларусам, и судьба Беларуси была решена в Бресте без них, без участия делегации «Исполкома Всебелорусского съезда» – их просто не подпустили к столу переговоров. В Минске же в эти дни состоялась лекция главкома западного фронта Мясникова (Мясникьянца), в афишах была объявлена и тема его выступления – «Удержим ли мы власть?».

После лекции, 19 февраля 1918 года, вся «советская власть» (Облискомзап) сбежала в Смоленск. Через неделю в Минск вошли немецкие войска…

Германские войска оккупировали 23 из 35 беларуских уездов. Началось методичное разграбление Беларуси. Только из Минска на работы в Германию было вывезено около 15 тысяч человек. В городе действовали два концентрационных лагеря [1].

То же повторится и в июне 1941 года, когда первыми Минск покинут хорошо организованные и экипированные советские аппаратчики, оставив местному населению самим заботится о спасении женщин и детей, причём власти удерут опять, именно, в Смоленск. Ведь недаром говорят, что «история повторяется сначала в виде трагедии, а потом …". Но до «фарса» беларусам в следующий раз не дотянуть.

С приходом каждой новой власти появлялись бесконечные декреты, указы и распоряжения, развешанные на всех столбах, на заборах, дверях частных домов, то на немецком, то на польском, но больше всего на русском, особенно, когда власть переходила к большевикам. «Бальшавікі паперы не шкадуюць» («большевики бумаги не жалеют» в пер. с бел. яз.). так писал про Мясникова (Мясникянца) и его минскую кампанию в феврале 1918 года видный деятель беларуского возрождения Язэп Лёсик.

Но, надо быть справедливым, впервые, за сто с небольшим лет «вхождения» края в Российскую империю, стали появляться «дэкрэты» уже и на беларуском языке.

В этой чехарде население растерялось. Немецкие, «кайзеровские» войска зашли в Минск в 1918 году и пытались навести свои порядки, ушли немцы за ними пришли польские войска и власти (по бабушкиному календарю – это было «при Пилсудском»).

Потом новая напасть надвинулась с востока, солдаты в неопределенной форме и разной обувке и головных уборах, с комиссарами во главе, «в острых шлемах», прибывали на станцию Негорелое, заходили нестройными рядами в Койданава (сегодня Дзержинск), и устанавливали в очередной раз «советскую» власть. Заодно устроили в новом каменном доме моего деда «почту», вывесив на ней красный флаг. Шаткое равновесие на границе противостоящих государств, и приход в Негорелое старых знакомых в новой военной форме, порождал своеобразный отсчёт времени, в бабушкином календаре это время называлось – «за тымi бальшевiкамi» (бел. яз.). То есть, еще до тех, первых большевиков, которые для местного населения мало отличались от «вторых» или от «третьих»…