Татьяна Шипошина - Подземный Голландец. Странники и пришельцы (сборник)

– А где теперь те люди, что ехали в предпоследнем вагоне? Да и в остальных вагонах…

– Их тоже… застали уже… – ответила Лида.

Наталья Сергеевна опустила руку и погладила Антона по спутанным вихрам. Впрочем, этого никто не заметил.

А если и заметил, что с того?

– Как там в остальных вагонах – не знаю, а этот ваш «страдалец» сам виноват, – сказала Света. – Нечего было колоться. Курил бы себе потихоньку. И кайф, и привыкания нет.

– Есть привыкание. Это ложь, что привыкания нет. А насчёт вины, так мы все сами виноваты. Какую жизнь мы жили, какую успели прожить. Его грех явный, всем виден. А наши грехи скрытно в нас сидят. И, может быть, они не меньше, чем у него.

– Ну это вы загнули!

– Не загнула, а так оно и есть. Не оправдается перед Богом ни один живущий.

– Это почему?

– А потому, что мы не чувствуем своих грехов. Кажется нам, что мы высоко поднимаемся, а на самом деле – не видим, как катимся в пропасть. Врём, ненавидим друг друга. Жадные, злые, блудные. А потом ещё врём сами себе, что всё у нас в порядке. И гордимся своим враньём. Я уж про пьянство да про наркоманию и не говорю.

– И что делать? – спросил Толик.

– Покаяться надо… В том хотя бы, в чём совесть укоряет. Во вранье. В ненависти, в злости. У кого что больше болит. В блуде, например. Ну и прожить, сколько нам осталось… по-божески прожить.

– Это как?

– Как? Да хоть без вранья, милый… без вранья…

– Надоели ваши проповеди! – отмахнулась Света. – Кому какое дело, как я живу? На себя сначала посмотрите, а потом читайте проповеди! Сами небось…

Она не успела договорить.

Дёрнулись двери, и мужчины начали возвращаться, помогая друг другу залезть в вагон. Запахло табачным дымом. Последним втащили бомжа, он мелкими шажками проследовал к своему углу вагона и там затих.

Мужчины снова стучали камнями по обломкам тоннеля. Но результат оставался тем же.

Никакого результата.

Затем в тоннель начали спускаться женщины. Потихоньку, с помощью мужчин. Фонарик взяла Наталья Сергеевна.

– Идите направо, – сказал Василич. – Слева вода подтекает.

– Жрать охота, – вздохнул Саша, когда женщины покинули помещение.

– Потерпи. Женщины вернутся, тогда с этим и разберёмся. Долго человек может без пищи прожить? А, доктор?

– Дней сорок, если пить. И если ещё… всякие факторы, в том числе и моральные.

– Да… если очень хочется жить, то можно терпеть, – заключил Павел.

– Как мы цепляемся за жизнь, когда чувствуем, что она… закончиться может, – медленно протянул доктор. – А вот когда живём, то так её ругаем, эту жизнь. И то нам не так, и это не так…

– Да… На войне совсем по-другому. Там смерть на каждом шагу. И всё лишнее как бы уходит в сторону. На своей шкуре испытал, – сказал Сергей.

– Это так, – поддержал Николай Васильевич. – На войне как на войне. Только нашему человеку обязательно надо войну, чтобы он не забывал, что он человек.

– То, что с нами произошло, покруче войны. – Макс подошёл к говорившим и сел на пол, откинув голову на лавку и вытянув ноги.

– Может, и покруче, – согласился Павел.

– Как знать, как знать, – вздохнул Николай Васильевич. – Где и рядом с кем придётся умирать – вот боевое братство. А у нас… Разве могли мы предположить, где и с кем рядом будем умирать? Так-то… Не знаю я тебя. Как я с тобой последнюю затяжку делить буду?

– Вы же не курите.

– Какая разница?

Николай Васильевич посмотрел на Макса, как будто и вправду что-то делил с ним. Долго так, протяжно посмотрел.

Макс опустил голову. Зато Василича поддержал Сергей:

– Да, последнюю затяжку делить – это не просто так. С этим, что ли, делить, который ноги на Чеченской войне потерял? Сволочь! – Сергей сплюнул в сторону инвалидного кресла.

– Прости, – почти прошептал Толик.

– Или, ёлки-палки, с этими… кавказской национальности? Да я в Чечне…

– Ты что-то разошёлся, Серёга, – попытался остановить Сергея Николай Васильевич.

– А какая у вас национальность, Алик? – спросил Павел.

– Азербайджанцы мы, – ответил Алик. – Мы не воевали в Чечне.

– Вы все не воевали! Утром не воевали, а ночью воевали! Как стемнеет, так автомат в руки – и неверных крошить! Так или нет? – Сергей потирал руки. Было такое впечатление, что у него чесались кулаки.

– Говори что хочешь! – Алик блеснул глазами.

– Да уж, тут последнюю затяжку делить сложно, – заключил доктор.

– А я вообще ни с кем не собираюсь ничего делить, – сказал Дмитрий Ильич. – Я и умирать не собираюсь. Я надеюсь, что нас спасут.

– Надежда умирает последней. – Николай Васильевич усмехнулся. – Последней – сразу после последней затяжки.

– Ну ладно, – не унимался Сергей, – в Чечне вы не воевали. А что вы делали, когда мы воевали в Чечне? Вы у нас тут, под самым носом… свою вели войну. Подлую войну, партизанскую. Захватили рынки, захватили магазины. Чиновников продажных подкупили, а непродажных убрали.

– Это точно, – вставил Николай Василич.

– Я вернулся – а всё уже захвачено. Город мой захвачен, вами захвачен. Куплен и поделён. Армянская группировка, азербайджанская группировка. Чеченская группировка, чёрт возьми! Что произошло, Василич? А? Я в Чечне воюю, а чеченская группировка покупает мою страну!

– Да… А молодых, дураков этих, тоже купили. Кого на секс, а кого и просто на иглу подсадили. Чтобы глаза их ничего не видели, а уши ничего не слышали, – сказал Василич.

– Кроме попсы, – усмехнулся Сергей.

– Скажите ещё, что нас купили на попсу, – возмутился Макс.

– И на попсу тоже. И на рэп, и на тяжёлый рок… и на прочее… Выше бери. На сникерс нас купили, – сказал доктор и обратился к Максу с вопросом: – А ты сам-то где учишься?

– В институте. Изучаю бизнес, – ответил Макс.

– Ну-ну, изучай. А если изучаешь, то не можешь не знать, что такое управление массовым сознанием. Что такое формирование мировоззрения, в конце концов, и как оно происходит, – как-то грустно сказал доктор.

– Я на втором курсе. Мы ещё такого не проходили.

– Не проходили… А что вы вообще проходили?! И почём нынче зачёты? Экзамены почём? А? Небось за бабки сессию сдаёте?

– Не всегда, но… Какие по пятьдесят баксов, а какие и за сто. А что?

– Ничего. Жалко вас, вот что…

– А они вообще так у нас живут, как будто в Чапаева играют, – заметил Василич.

– Это как же?

– А так. Вот есть люди, которые так живут, как будто играют в шахматы. Комбинации просчитывают, размышляют. Что плохо, что хорошо. Как поступить в том или ином случае.

– Ну!

– Не нукай мне, сынок. Не запрягал. Так вот. Есть такие люди, что живут – как в шашки играют. То за «фук» пропадают, то в дамки рвутся. А есть и такие, что всю жизнь «в Чапаева» режутся. Бац! Куда попал, там и вылетел! Куда все летят, туда и я лечу! Думать некогда.