Гений Карпов - Тайна исчезновения вулканов Эвенкии раскрыта. Записки геолога

– Слушай, Карпов, – он долго раздумывал, как начать разговор, – вы с начальником в отчёте и в статье сочиняете что-то про вулканы. (Имелась в виду моя статья, в которой была приведена информация о различных точках зрения на изучаемую нами территории, где в далёком пермском или триасовом периоде извергались вулканы.) Есть же общепризнанная версия! Тем, кто придерживается её, я за плохой отчёт ставлю четыре, а таким выдумщикам, как вы, и за хороший отчёт поставлю три с минусом. Зачем вам проблемы?

Далее мне как несмышлёнышу он поведал, что многими именитыми геологами за десяток лет уже всё изучено, составлена схема стратиграфии, которой и следует придерживаться.

Смысл сказанного Крюковым был ясен: куда ты, телёнок, лезешь, окончив только что институт? Да ещё заочно!

Сам автор длинной тирады окончил горный техникум и много лет работал в Орловской геологической экспедиции, зацикленной на поисках алмазов в кимберлитовых трубках.

Было у меня желание ответить грубостью, но вовремя одумался. Ведь по возрасту я был старше своих обидчиков, но моя репутация (реноме) была несколько лет раньше подпорчена неким Игорем Карповым. А у таких людей есть хоть и маленькая, но всё же власть.

История была довольно дикая. Неизвестно откуда появившийся молодой парень и мой однофамилец полтора года проработал в одной геологической партии вместе со мной. И однажды, после бесплодных поисков частной квартиры, он с сожительницей и двумя её сыновьями, домашним скарбом и новеньким пианино выгрузился на проспекте Мира краевого центра под окнами геологического управления с категоричным требованием немедленного предоставления ему квартиры, потому как уже почти два года «отпахал» в геологии. Что с ним и его семьёй было дальше, я толком не знаю, но он, видимо, при каких-то обстоятельствах назвался моим братом. Мне это аукнулось через несколько лет: меня записали в скандалисты, как только я обратился к начальству на предмет квартиры.

Некто Панов, заместитель начальника краевого геологического управления, смотрел на меня со злобой. Меня гоняли по кабинетам, ругали, давили на совесть, но никто не сказал, в чём именно я провинился. Такая в стране была свобода слова. Только через год я узнал причину гонений. Со временем эта история забылась, но осадок остался. Чуть что, они тут же скажут: мол, он опять скандалит.

Несколько раньше был ещё один случай, который также не украсил мою «творческую» биографию с первых шагов после института. В первый полевой сезон начальник партии В. И. Попов определил, что геолог из меня не получится. Осенью он это своё «особое мнение» доложил главному геологу экспедиции Д. Мусатову. При том разговоре присутствовал мой сосед по квартире, и вечером сообщил о нём мне. Ситуация на старте по причинам, от меня не зависящим, сложилась не в мою пользу: один чудак оказался моим однофамильцем, другой недоучка позавидовал моему образованию. Но мне отступать было некуда.

Намёк Крюкова стать послушным мальчиком я понял, но к исполнению не принял. Это было только начало. Творчество и научные исследования геологов пресекались геологическим отделом Геологосъёмочной экспедиции с помощью цензуры. Цензорами назначались только те, кто свято верил, как и А. В. Крюков, в «общепринятую» научную версию. Опытные специалисты долго в экспедиции не задерживались. В какой-то мере я был подготовлен к этому в самом начале своей работы в геологии начальником Буйбинской партии Александром Дмитриевичем Смирновым. Он в своей жизни много чего насмотрелся. Вот одна из таких любопытных историй.

Известный геолог М. М. Титяев поспорил с коллегой о геологии одного района где-то в таёжной глухомани. Заключили пари на ящик коньяка и поехали в эту глухомань выяснять – кто прав. Приехали, а там ровные места: ни скалы, ни камешка. После долгих поисков наткнулись на замшелый валун долеритов. Спор разрешился. Вернулись домой и за счёт проигравшего тут же уничтожили коньяк. Много позже выяснилось, что «победитель дискуссии» заранее отвёз этот замшелый камень в тайгу, не поленившись протащить его в рюкзаке чуть не двадцать вёрст.

Где-то в верхах крупные учёные спорили по крупным проблемам геологии по-своему, обсуждали опубликованные научные версии, писали монографии. В моей родной экспедиции дискутировали по мелочам, но тоже по-своему. Заседает, например, технический совет. Начальник геологической партии докладывает об итогах полевого сезона, рассказывает про сложный участок в дальнем углу исследуемой территории. В этот момент его перебивает начальник геологического отдела:

– Юрий ошибается. Я был на том месте. Всё совсем не так!

Что там Юрий Степанович видел – для всех осталось тайной. Присутствующие в зале знают, что Глухов никогда не бывал в том районе, о котором докладывал начальник партии. Но все молчат, ведь разоблачать лжеца обойдётся себе дороже. Споры на геологические темы в ту пору решались просто: начальник всегда прав!

«Творческая» атмосфера в экспедиции – хоть увольняйся. Геологам много лет было непонятно – о каких вулканах я пытаюсь твердить. В коридоре можно было услышать: «Да он же заочник!», «Он как солдат, который шагает не в ногу с ротой». Кандидат наук А. Шелковников однажды при посторонних людях взял и ляпнул: «Для Карпова каждая гора – вулкан». Я промолчал. Одной фразой толпе невозможно объяснить всю глупость реплики. Ведь древних вулканических гор в принципе быть не может! Что я пытаюсь разгадать тайну появления огромных масс древних туфов и лавовых потоков и узнать – когда это случилось. Доказывать что-либо геологам, для которых вулкан – это гора с характерным дымком, и впрямь совершенно бесполезно. Нужны были веские факты, которых у меня в конце 1960-х не имелось. Я даже присмотрел себе новую работу на мебельной фабрике. Пример смены деятельности в солидном возрасте у меня уже был.

Один мой знакомый, которому стукнуло за пятьдесят, уволился из института, бросил аспирантуру и стал учеником столяра. Глядя на Илью Семёновича, я решил: чем я хуже?

Но были моменты, когда фортуна поворачивалась ко мне своим улыбчивым лицом. Из Чехословакии после международной геологической конференции вернулся Д. И. Мусатов и привёз хорошие новости. Одна из них: геологам-производственникам Мингео СССР позволило заниматься наукой и выступать в качестве соискателя учёного звания. Молодые «перспективные» ребята схватили шариковые ручки и начали писать статьи, обозначая тему своих диссертаций. Сочинения несли Мусатову, кандидату геолого-минералогических наук: с ним можно было посоветоваться и попросить поддержки при публикации «новых данных», например, состава пеляткинской или бургуклинской свиты. Мусатов всем обещал, предлагал быть руководителем по обозначенной теме… и ставил своё имя в статье перед фамилиями авторов. Активные «соискатели» собирались в группы по подготовке к сдаче кандидатского минимума. Немного поразмыслив, я внёс нужную сумму и присоединился к «немецкой» группе: этот иностранный язык я учил в школе, техникуме, институте. Здесь же с интересом я прослушал лекции одного профессора по философии, которые не имели ничего общего с политэкономией в обычных учебных программах вузов.