Борисъ Немцофф - 4 жизни и 2 казни. Фелирина. Часть I

Евсеева я встретил в 98-м году, случайно, он узнал меня, стал сразу же предлагать мне работать агентом в его проекте, обещая баснословные проценты – 50% с заказа. Интересовало его сотрудничество со мною весьма и весьма, я это видел. Однако в тот раз моя голова была забита повелительными заботами родственника, вещавшего мне о прожектах моего переезда в Америку и учёбы там, я Андрею отказал, объяснив, что у меня другие планы на будущее. Вещания родственника, как это и можно было с самого начала предполагать, оказались лишь пустым певческим звоном, которым наше отечество было переполнено в 90-е годы.

Через несколько лет совершенно случайно во время посиделок на служебной квартире один из сослуживцев упомянул как-то, что одно время он хорошо был знаком с Евсеевым. Это было темой для нашего разговора, третий наш компаньон понятия не имел ни о Евсееве, ни о газете «Дальпресс». Со слов Ивана Анатольевича, у Евсеева он часто бывал дома в гостях, общался с кампанией, которая занималась тогда созданием этой газеты. Этот скользкий и хитрый тип туманно намекал, что кто-то там в этой кампании был из голубых. Все, вертевшиеся в кампании зачинателей газеты, заработали немалые деньги. Газета была действительно новым делом, а дела в этой нише рекламы шли в гору. Кто-то заработал на квартиры, на машины. А мне тогда не хватало только лишь стабильной, в идеале мобильной, конечно, связи. Хотя бы пейждера. Львиная доля моих заказов шла на телефон «Дальпресса». Люди называли моё имя также и по телефону, но по правилам заказ на телефон редакции не шёл в учёт рекламному агенту. Редакция хотела денег! Иван Анатольевич поведал мне, что через какое-то время денежные и влиятельные люди почуяли, что дело, которое поначалу никто всерьёз не воспринимал, а газету называли не иначе, как газета для «сосулек», ибо массово фирмы досуга давали там объявления, и минимум одна полоса уходила только на их рекламу, оказалось в 98-м году настолько раскрученным и денежным проектом, что за него началась войнушка. Каждый паучок хотел оттяпать себе жирненький кусок. Евсеев оказался лишней фигурой, его из газеты выставили, новым редактором посадили Аббасову, лицо, представлявшее интересы какой-то влиятельной группы. Судьба Андрея неизвестна, что авторитетно подтвердил и скользкий Иван Анатольевич.

В последний раз, когда я видел газету «Дальпресс», это было уже пухлое издание, 64 листов толщины. В 95-96-м годах она была из 4—8 полос. Распространялась она частично бесплатно (как это было заведено Андреем в первые годы существования газеты), частично уже по подписке. Надо будет посмотреть, что же газета из себя сейчас представляет. Вообще, интересно было бы узнать о судьбах Андрея да тех, кто работал тогда в газете.

Отступление для обществознания – судьба одной мышки. Я вернулся в общежитие первым с зимних каникул, когда зашёл в комнату, меня сразу же неприятно поразил тяжеленный запах в комнате. Непонятно отчего и откуда он исходил, но видимо дело было не только лишь в непроветренном за две прошедшие каникулярные недели помещении. Мои поиски предполагаемого источника запаха не давали результатов, открытое окно вытягивало потихоньку воздух из комнаты, обогащая его кислородом, но неприятная тяжесть в воздухе стояла, она, казалось, впиталась за две недели в вещи и стены комнаты. Вскоре пришёл мой сосед по комнате и мы стали совместно искать источник «радиации». Это же всего лишь комната, не Росфедерация! Поиск наш не давал надежд на успех, мы решили попить чаю. Чайник вскипел, мы взяли открытую трёхлитровую банку с вареньем, которая стояла на кухонном столе. Уже кто-то из нас полез туда ложкой, чтобы черпнуть вареньица в чай. И тут до нас дошло – запах исходил из недр наполовину наполненной банки, в варенье было что-то неестественно серовато-грязноватое, пятно, покрытое плесенью. Через минуту-другую мы разглядели, что это было. Мышь запрыгнула в банку с вареньем, выпрыгнуть она, естественно, уже не могла, и оно засосало её, как в болото. «Слетала» мыша за вкусненьким… Запах исходил из этой банки, простоявшей с покойницей сколько-то дней, а то и все две недели, в закрытом помещении. Банку мы выкинули, так, слава Богу, и не успев отведать её содержимое.

Златовласка идёт по Земному миру, невидимая нам, окружённая целой стаей птиц, сиринов, алконостов, гамаюнов и фениксов. Песни их и вид их вряд ли можно передать человеческим словом, иначе быть бы нашему миру переиначенным по совсем другим законам мироздания. Она, её птицы властно вмешиваются в ход вещей нашего мира, меняя судьбы и предназначения, иногда даже вселяясь в наши телесные сущности.

Она была прекрасна, блондинка, с милыми чертами лица. Что самое главное, она на меня очень даже обращала внимание. И мне было трудно отвести от неё глаза. Но какая же это гнусная отрава, культ идола золотого тельца, вбивавшийся так усиленно в нас в 90-е годы. Право на признание, право на женщину имеет только тот, кто успешен по жизни, кто имеет: деньги, машину, квартиру, перспективы и связи. Да, и сотовый телефон вот ещё. Только избранные носороги и слоны, вломившиеся в мир бизнеса и удачи. Им улыбаются женщины, самые красивые женщины, обольстительные и прекрасные. Даже если эти прекрасные женщины не страдают такими примитивными предрассудками, у тебя всё равно в мозгу свербит эта предательская мышка, «а ты не достоин её!» Глупости всё это. В головах тогда гулял сквозной ветер, юность – плохой советчик в делах житейских, где нужен человеческий жизненный опыт. За неимением оного и происходят глупости, и в этом случае типичная для «лихих» 90-х и произошла: ничего серьёзного в нашей жизни в тот раз не изменилось. Носороги, слоны стоят нестройными рядами и машут рогами и бивнями, хитро поглядывая по сторонам маленькими пожирающими всё глазками. Опьяняюще дико пляшут бесы, сорвавшись с цепей, казавшихся ещё недавно такими прочными и надёжными. И вот все эти массы мяса и потных похотей приходят в движение, отбивая в ритм столбы пыли и вытаптывая травы и цветы. Всё это надо как-то прекратить, изменить ход вещей, грозящий выплеснуться из чаши хрупкого Земного мира.

А в Новый год, когда были шансы всё в жизни поменять полностью, в Новогоднюю ночь 96/97 годов, во Владивостоке были гроза – самая настоящая, с молниями и громом – и редкостной мощи снегопад. Как будто Перун громовержием своим преследовал распоясавшихся бесов, скачущих из одной души в другую, прятавшихся в кошках, сопках и нырявших под прибрежный лёд. Всё было завалено сугробами, транспорт не ходил день или два или даже три. Знак Божий, наказание за одурманенность человеческую, за дурь непросветную. Мокошь ушла в тот раз, оставив чудаков из приморских захолустий с носом и легионом бесовщины.