Верона Шумилова - Следы войны… Рассказы

Оксана уснула. Чуть заметно поднималась ее грудь, а на горящих румянцем щеках, изредка вздрагивая, отдыхали густые темные ресницы.

Июльский день начинал свой мирный бег. Высокое небо, словно огромный голубой шатер, удерживало на своей левой стороне ярко-оранжевый круг солнца, щедро согревающий людей и землю. А там, на горизонте, клубясь и увеличиваясь в размерах, собирались тучи, чтобы вскоре пролиться благодатным дождем.

Колебля тонкую занавеску, в окно дул свежий ветер. Он набирал силу.

Рассвет прокладывал себе дорогу с востока на запад. Он прочно завоевывал пространство и овладевал им добротно, по-хозяйски. Уже спешили по своим делам люди; пока их было мало. Зато улицы мели и убирали везде.

Преодолевая усталость, Оксана открыла глаза: рядом – никого. Костя был на дежурстве, и она вздохнула с облегчением.

«И хорошо, что его сегодня нет, – думала она, – иначе надо было ему все рассказать, а у нее нет никаких сил повторить то, что вобрало в себя сердце, готовое вот-вот разорваться».

Оксана посмотрела в окно: рассвет тянется и тянется, а ей уже невмоготу, ей хочется быстрее собраться и бежать к симпатичному и очень доброму старику, чтобы поскорее развязать тот крепкий узел, который, кажется, затянул не только ее собственную жизнь, но и шею.

Поднялась. Слабость ушла – она крепко стояла на ногах. Умылась, причесалась и зашла на кухню. Чисто, уютно, везде цветы. С завтраком торопилась. Раньше обычного подняла детей. Они не капризничали. Встали, веселые, как всегда, славные и разговорчивые.

– Мамочка, папа на службе, да? – спросила Аленка, сидя уже за столом.

– Да, солнышко мое, да, – ответила Оксана, помогая Антошке застегнуть на рубашонке пуговицы. – Вечером вернется, а завтра – выходной. Все будем отдыхать. В парк съездим. Договорились?

– На качелях и на пони покатаемся. – Антошка аппетитно кушал омлет, отщипывая кусочки мягкой булочки.

– Конечно, конечно, покатаемся, – заверила детей Оксана, не теряя основной нити своего поведения сегодня. – И с горки прокатимся и на колесе обозрения. Отдохнём, как всегда отдыхали.

Оксана отправила ребятишек в детский садик раньше, чем всегда. Ничего, погуляют во дворе, думала и оправдывала себя. И не одни они там будут: многие мамы привозят своих ребятишек пораньше: такая у них работа.

Снова волновалась, надевая свое лучшее платье. А вдруг праздник будет! Вдруг… – и не могла пока поверить в то, что уже выстроилось в голове и сердце, не могла до конца додумать сейчас какой-то очень важный момент.

Заглянула в зеркало: на нее в упор смотрело бледное женское лицо, осунувшееся, похудевшее, с большими печальными глазами, потерявшими за несколько дней свой необычно темно-зеленый цвет.

Только вышла на улицу, сразу же почувствовала слабость. Чего-то боялась: то ли встречи с Мухиным, то ли ошибки в своих предположениях. Ехала в метро и ни о чем другом, кроме своей проблемы, не могла думать. Одна лишь мысль сверлила мозг: ее пропавшая без вести тетя Маша – это жена Мухина, замученная фашистами в концлагере. А ее коса, необыкновенная, красивая, роскошная, лежит там, на горе отстриженных женских волос, лежит тяжким обвинением всем тем злодеям, которые развязывали и развязывают войны…

Вышла из метро, зашла в знакомый двор.

«Лишь бы дома был один Сергей Ильич, – думала, успокаиваясь. – Дочь и внучка его помешают откровенному разговору. С ними знакомство будет позже, в другой раз…»

У Оксаны не хватало сил открыть тугую дверь первого подъезда. Услышала частый стук сердца, вернулась во дворик и присела на знакомую скамейку. Кто-то проходил мимо, кто-то заходил в эту дверь, а она выстраивала и выстраивала план беседы с Мухиным. Не сразу она задаст ему вопрос о девичьей фамилии его погибшей жены: Оксана пощадит и его, и себя. Назови он слово «Квитченко», она тут же будет рыдать и обнимать старого немощного человека. Еще сползет черная повязка – и обнажится зияющая впадина вместо глаза. Тогда будет ее стон и крик, а Сергея Ильича волновать нельзя. Надо вести разговор очень осторожно.

Поднялась со скамейки, подошла к двери и с силой толкнула ее. Дверь подчинилась. Пошли наверх ступеньки, высокие и выщербленные, и Оксана прилагала много усилий, чтобы их преодолевать.

И все же несколько томительных секунд стояла перед дверью, за которой ее с самого утра ждал искалеченный войной ветеран.

Робко прикоснулась к звонку. Еще раз и еще. Дверь распахнулась: перед Оксаной стоял чисто выбритый, будто помолодевший Сергей Ильич.

– А я тебя, дочка, ждал. Ты ведь вчера обещала приехать. Заходи! – Он был суетлив. Его глаз пристально смотрел на раннюю гостью, как бы спрашивая: что же случилось вчера? Почему так внезапно ушла?

– Доброе утро, Сергей Ильич! – выслушав Мухина, поздоровалась Оксана. – Я ненадолго. Извините за вчерашнее мое поведение!

– Проходи на кухню, – предложил Мухин, пропуская Оксану вперед. – Чайку попьем. Мои Машутки убежали… Обе… – Настроение у старого фронтовика было приподнятое. – Я ждал тебя, дочка, ждал, – вновь повторил тепло, по-домашнему, словно они давно были знакомы.

Оксана прошла на кухню: чисто, уютно, много цветов. Присела и почувствовала, что опять заволновалась: надо было начинать серьезный разговор.

Выручил ее Мухин:

– Ты, дочка, не обиделась вчера на старика? Ушла так внезапно, растерянная, в какой-то тревоге. А я думал и думал о твоем визите и все же не понял, зачем ты перешагнула наш порог.

– Я… я, Сергей Ильич… Хочу спросить…

– Ну и спрашивай! – добродушно ответил Мухин, разливая по чашкам чай. Оксана же думала о своем: сейчас все узнаю… Если… Если… Пошлю маме телеграмму… Она тут же приедет…

Мухин тронул гостью за худенькое плечо:

– Ты где-то витаешь, голубушка. Выпьем чайку, а затем расскажешь о себе. Что-то тебя привело ко мне?.. К нам… Не даром же…

– Н-не даром, – с готовностью ответила Оксана. А с чего начать разговор, вовсе и не знала. Наблюдая за хозяином, все более убеждалась, что Мухин – это и есть дядя Сережа, муж маминой сестры: с ним тепло, уютно и очень спокойно. Если бы это было так! Если бы…

«Сначала я ему расскажу о косе, которая лежит там, в концлагере, – вдруг мелькнула спасительная мысль и тут же овладела Оксаной. – Да, да! В детстве я ее видела. Опишу все подробности… Обсудим все, обговорим. А потом и девичья фамилия его жены откроется…»

Оксана торопливо выстраивала сюжет дальнейшего разговора:

«Тяжко это будет! Столько печали поселится в его изболевшем сердце! Следы войны опять всколыхнут больную душу старика и затянут в свой жестокий водоворот, и он будет кромсать фронтовика, заставит вернуться туда, откуда он вышел с такими тяжелыми увечьями. Война опять встанет перед ним во весь рост и придавит его немощное тело. И все это развяжет она, Оксана Зотова, развяжет в поисках правды…»