Тамара Злобина - Помолись за меня. Две мини-повести

– Зато ты, как я вижу, с той встал! – запальчиво ответила девушка и убежала, не попрощавшись.

На следующий день собрались все однокласснике, кто ещё оставался в совхозе. Сначала пошли на вечерний сеанс, ведь теперь им это дозволялось: выпускники восьмилетней школы имели на это полное право. После кинофильма бродили по памятным местам. Вспоминали, шутили, смеялись.

Вот на этом дереве после седьмого класса мальчишки вырезали свои имена и имена тех девчонок, которые им нравились. Ромка залез высоко-высоко и там, чтобы никто не узнал его тайны вырезал два имени: своё и Санькино.

Побывали в совхозном саду, где частенько воровали яблоки. На этот раз дед Семёныч сам угощал их, припоминая сколько неприятностей «безобразники» доставили ему в своё время.

Потом провожали девчонок. Как взрослые. До самого дома. Прощались за ручку – желали успехов, счастливого пути. Из совхоза уезжали почти все: кто в райцентр в девятый класс, кто в город, в училища, Ромка в Нахимовское, Саня – в медучилище.

Так они с бабушкой решили, что Саня пойдёт по её стопам и станет медиком.

– Будешь и меня лечить, Саня. Здоровье у твоей старой бабки что-то пошатнулось. Кому лечить, как не тебе?

У самой Санькиной калитки Роман сказал, слегка волнуясь:

– Ты это… Не приходи утром меня провожать…

Саня одарила друга недоумевающим взглядом. А он продолжил, улыбаясь своей фирменной улыбкой:

– А то разревёшься ещё там… Стыда не оберёшься.

Глаза девушки стали круглыми, а щёки начали покрываться алой краской, и она уже была готова дать дёру, но Ромка поймал её за руку и неожиданно, слегка смущаясь, назвал взрослым именем:

– Александра! Смотри сдуру без меня замуж не выскочи.

Санька дёрнула худеньким плечиком:

– Вот ещё?! Я вообще замуж не выйду!

– За меня выйдешь! – улыбнулся Ромка, неожиданно чмокнул Саню в щёку, и быстрым шагом пошёл к своему дому.

Девушка глупо хихикнула и вприпрыжку помчалась домой.

Утром она всё же пришла на остановку автобуса, но наблюдала за происходящим со стороны. Она видела, как Ромка искал её взглядом и радостно улыбалась из своего потаённого уголка. Видела, как погасла его улыбка и решила беззлобно:

– Так тебе и надо! Не нужно было вчера говорить, чтобы я не приходила провожать!

Но, когда автобус тронулся, она не выдержала и выбежала ему во след. Ромка увидал Саню и радостно замахал рукой. Она бежала рядом и жестами показывала, чтобы он писал ей письма. Но автобус прибавил скорость и девушка отстала. Она ещё долго стояла у края дороги, даже когда автобус скрылся из глаз, и пыль, поднятая им, улеглась.

А ещё через день с той же самой остановки Саню провожала бабушка.

– Ну, вот, – говорила она, скрывая слёзы, – и полетели наши птенчики из гнезда во взрослую жизнь… Как -то сложится всё у вас?

Александра молча гладила бабушкины натруженные руки с распухшими суставами, её душили слёзы.

– Будь умницей, девочка моя… Ты всё же не в свою маму пошла.

– Я в тебя, бабушка, – ответила Саня.

Бабушка поцеловала Александру в щёку и перекрестила на дорожку. А Саня тихо попросила:

– Помолись за меня, бабушка…

День был тихий, безветренный, туманный. Туман словно просачивался из самой земли и поднимался ввысь, меняясь, редея и растворяясь в пространстве. Внезапно из тумана размытыми очертаниями начала возникать бледная картинка. Лёгкими мазками талантливого художника проявилась группа людей, двигающихся тёмной, молчаливой процессией, словно переходя из какого-то странного сна или замысловатой фантазии в реальность. Молчаливая процессия ступила на извилистую, поросшую травой-муравой, дорожку, ведущую куда-то вдаль, пропадающую в этой дали, и медленно двинулась дальше.

Была в этой процессии какая-то безысходность, мистическая тоска и ирреальность. Словно картинка вне времени и вне сезона: ни прошлое, ни настоящее, ни весна, ни лето, не осень и не зима. Это странное ощущение ещё более усиливал туман, будто ластиком стирая тёмные фигуры, отделяя их от земли насыщенно-чёрной полосой. Процессия двигающаяся меж небом и землёй – тихо, скорбно, слегка театрально…

Хоронили Александру Даниловну. Народа собралось немало: почти вся совхозная больница, где она проработала без малого двадцать лет; подруги, соседи и просто добрые люди, знающие и уважающие её. Сашеньку поддерживали с двух сторон крепкие руки соседа Митрича и заведующего хирургического отделения – Михаила Михайловича, где Александра Даниловна до последнего работала санитаркой. Если бы не эти руки, Саня давно упала где-нибудь по дороге, и подниматься не захотела. Она была, словно во сне, или в состоянии слабого помешательства: ничего не слышала, никого не видела, ничего не ощущала.

Пять дней назад девушке исполнилось двадцать лет. Баба Саша была такая весёлая, хлопотливая. Саня радовалась, глядя на свою бабушку и была счастлива, что всё так хорошо складывается: уже год она работала в местной больнице операционной сестрой, бабушка всегда была рядом и поддерживала её и добрым советом и мудрым словом. И вот теперь… Все эти чужие люди, серые лица. Этот странный туман, что разделил вчера и сегодня полосой сплошной черноты и безысходности. Девушка словно не понимала куда ведут её сильные мужские руки. Зачем? Почему? Ей хотелось крикнуть, что было сил:

– Остановитесь! Я не хочу! Не хочу…

Но сил не было. Заплетающиеся ноги едва касались дорожки: её почти несли. Процессия, наконец, остановилась у свежевырытой могилы. Гроб, обитый чёрным и красным сатином поставили на две табуретки. Сухонькое лицо Александры Даниловны утопало в неярких полевых цветах, которых она так любила. При жизни.

Маленькая, худощавая старушка в белом ситцевом платочке не-то запела, не-то запричитала молитву, и Александра начала тихо сползать вниз. Её успели подхватить всё те же сильные руки. Послышались слова:

– Дайте девочке попрощаться с Александрой Даниловной…

Саню подвели к гробу и сказали:

– Попрощайся, Сашенька, с бабушкой.

Александра наклонилась к лицу бабы Саши и потеряла сознание. Очнулась от резкого, неприятного запаха и подумала:

– Нашатырный спирт… Зачем?… Я не могу этого видеть… Не хочу.

Кинулась на уже заколоченный гроб:

– Бабушка, – шептали губы, – бабушка, не уходи… Не оставляй меня одну…

– Поплачь, Сашенька, поплачь, – просила её подруга бабушки – Нина, – легче станет.

Саня посмотрела на неё сухими глазами, но ответить ничего не могла: слов не было. Не было и слёз. На уме вертелись слова «бабушкиной молитвы»:

– Царице моя Преблагая, Надеждо моя, Богородице…

Больше ничего не шло на ум, и она снова и снова повторяла начальные слова молитвы, которая не раз спасала Александру Даниловну в самые страшные дни войны: