Евгений Ерофеев - Не буди лихо…

Никиту аж передернуло. Действительно, это были люди из их отряда. Первые пропавшие. Что они делали там? Почему следили за ними? Неужели предательство?

Словно почувствовав, что их засекли, две головы медленно и зловеще скрылись в покрытой ряской воде.

– Шутки шутить удумали? – взбеленился Варун, выхватывая оружие. – А ну идите сюда, зову вас на честной пир! Только с того хмелю, что я приготовлю, уж не всякий встать сможет!

Но никто так и не показался. Только дождь оставлял свои следы на водной глади, громко шлепая по кувшинкам. Взбесившись, Варун начал со всей силы лупить мечом по мокрой длинной траве. Все проснулись и уставились на своего лидера, не понимая, что происходит.

– Всем в строй! – в бешенстве проорал тот, не переставая бить ни в чем не повинную растительность.

Сумерки опустились так быстро, как это бывает только в лесу. Все страшились предстоящей ночи, но виду не показывали. Зажглись факелы.

– Думаешь, предатели низкие в дружине завелись? Продали нас Галаш с Малком за тридцать сребреников? – тихо спросил Никита, поглядывая в сторону медленно плывущего с топи густого тумана.

– Пес их знает. Уж больно ладно наших молодцев положили. Не могет такого быти, чтобы все восемь иудами были, – глава отряда был растерян.

– И то верно, странно. И как они под воду ушли, аки рыбы какие. Что за чертовщина тут творится, Варун? Без колдовства темного тут не обошлось, глаза отвели часовым, помяни мое слово! – Хорт зябко поежился. – Не люблю я это дело, зело не люблю…

– Смотри-ка, что такое? – затревожился воевода, заерзав в седле.

Путь их отряду преграждала огромная поваленная сосна, с корнем вырванная из земли, верхний конец ее скрывался в болоте. Толстые, похожие на колья сучья вызывающе торчали во все стороны, не давая возможности лошадям форсировать преграду.

– Растудыть твою налево, – прошипел Варун, – четверых отправляй рубить древо, остальным начеку быть, засада, как пить дать!

Никита обернулся и зычным басом отрывисто выкрикнул распоряжения. Четверо воинов спешились и нехотя побрели к преграде. Острые мечи вязли в смоле, работа застопорилась. Вдруг мутная жижа у берега заколыхалась и оттуда поползло что-то. В свете факела стало видно, что к ним из болота на карачках вылезал Малк, ушлый маленький силач, превосходно владеющий секирой. Выглядел он так, словно вернулся с того света. Судя по удивленным возгласам «лесорубов», с той стороны преграды тоже что-то происходило.

Наконец, бывший вояка из отряда Варуна полностью выполз из воды и встал перед лошадьми во весь свой невысокий рост. Странная улыбка растянула его бледное, перекошенное лицо. Узко посаженные глаза, излучая какой-то потусторонний, холодный свет, изучающе уставились на главу отряда.

– Вы что учинили, изверги? Куда пропали? Недоброе затеяли? Кому продались, иуды? – командир отряда засыпал предполагаемого перебежчика вопросами.

Тот не ответил, продолжая молча стоять, чуть покачиваясь и пристально рассматривая своего бывшего воеводу. Черные мокрые волосы, больше похожие на водоросли, свисали из-под шлема, закрывая глаза. Вода стекала с одежды и доспехов.

Лошадь главы отряда испуганно заржала и встала на дыбы, сбрасывая своего наездника. Последнее, что Варун заметил перед тем, как отключиться, ударившись затылком о камень, – большая темная тень, прыгнувшая на них сбоку.

Голова раскалывалась от боли. Лежа в темноте, Варун долго не мог понять, где находится. Он вроде бы лежал на чем-то мягком, в тепле и сухости. Наконец, глаза немного попривыкли, он увидел полоску света под дверью. Раздались шаги. В комнату кто-то зашел, освещая себе путь свечой.

– Не спится? – насмешливо спросил витязя знакомый глубокий голос.

От удивления тот вскочил на кровати, тут же пожалев об этом.

– Тихо ты! Головой знатно приложился, даром что жив остался. А ты тут извиваешься, как гадюка, – недовольно сказал вошедший, – на вот, испей-ка.

Он подошел к изголовью кровати, протягивая раненому воину деревянную плошку с темной жидкостью. Воевода испуганно отпрянул, пытаясь учуять, чем его хотят попотчевать.

– Не боись ты, аки красная девица. Думаешь, если убить тебя задумал, стал бы тащить к себе? И яд тратить? Эх ты, голова садовая!

Благодаря свечке Варун смог рассмотреть своего спасителя. Это был стареющий лысый мужчина с выдающимся подбородком и хитрыми черными глазами. Одетый во все черное, он походил на какого-то монаха-отшельника.

– Что приключилось? – простонал воин. – Где все наши?

– В болоте ваши спят вечным сном. Или уже рыскают окрест, тебя пытаются учуять. Да только не выйдет.

– Кто всех убил? – пойло действовало умиротворяюще, разговаривать было совсем лень, головокружение прошло, веки налились свинцовой тяжестью.

– Поспи пока, утро вечера мудренее. Завтра потолкуем как следует. Ничего не боись.

В самом глубоком месте болота, словно избушка Бабы-яги из сказок, на четырех массивных деревянных столбах стоял незаметный маленький домик серого цвета. Рядом чуть покачивалась привязанная толстой бечевкой утлая серая лодка. Быстрые тени, снующие по болотам в тот час, бесшумно прыгающие с ветки на ветки, ныряющие в воду, бегающие в тени деревьев, не раз оказывались рядом. Но словно заговоренные смотрели сквозь жилище «Мытаря». Ближе к рассвету все они исчезли, будто никого и не было.

Поселок Кукуево, расположенный в сорока километрах от города, многие называли «петербургской рублевкой». При наступлении миллениума старые ветхие домики, наследие советской эпохи, быстро исчезали с помощью суетливых строителей и грохочущей техники, а на их месте как грибы вырастали массивные особняки, которые будто соревновались друг с другом в масштабе. Все больше людей стремилось перебраться из суеты большого города в собственное жилье на лоне природы. Невысокие деревянные заборчики сменились настоящими крепостными стенами с видеонаблюдением по периметру, и казалось, что эпоха безвозвратно ушла, исчезла в златолюбии новых поселенцев. Однако, кое-где «памятники истории» все же выжили вопреки всему, не все старики еще распродали свое имущество, отчаянно цепляясь за воспоминания о былом. То тут, то там мелькали покосившиеся маленькие домики с трогательными застекленными верандами. Летними нежными вечерами сквозь неплотный тюль еще можно было разглядеть семейные чаепития. В испепеляющий июльский полдень, под солнцем, стоящим в зените, на огородах вялыми пыльными черепахами вовсю ползали кверху задом пенсионеры. Приехавшие на каникулы дети оживляли громкими играми тенистые улицы, а их прибывшие из города на выходные родители заставляли неширокие улицы машинами. Гармония сохранялась вплоть до осени, короткое питерское лето уходило, не попрощавшись, за горизонт, и на смену ему приходила угрюмая осень с серыми хмурыми днями, наполненными невыразимой тоской и моросью. Самые отчаянные дачники пытались ухватиться за последние прозрачные сентябрьские деньки, изо всех сил топили печь, пытаясь прогреть насквозь сырые комнаты с отклеивающимися обоями, но быстро сдавались, уезжая на зимовки в город. И тогда покинутые утлые жилища смотрелись совсем жалко, пустыми темными окнами завистливо наблюдая за тем, как кипит жизнь в соседских новостроях. Поселок наполовину пустел, оставались только его постоянные обитатели.