Антон Евтушенко - Асимметрия

– Первый раз такое вижу, – признался я.

– А то! – зарделся старик, словно в том была его заслуга. – Экспонат попал в часть не сразу, а окольными путями. Было у города после войны своё небольшое троллейбусное хозяйство: шесть километров контактной сети, два троллейбуса на маршруте «единица» от центра до Горно-Обогатительной. После веерных отключений прислали этого «рогатого». Работал буксиром, пока «единицу» не сделали для служебного пользования. Продлили на два с половиной километра до Красносудженских рудников, пустили трёхвагонный автопоезд, а тянул его Экспонат. Но настоящим экспонатом – музейным – он стал только лет через двадцать пять. К тому времени провода вовсе срезали, и он колесил на бензиновой тяге туды-сюды, пока рудники не обмелели.

Я внимательно посмотрел на «рогатый» Экспонат. Порченный крупными оспинами коррозии кузов напоминал уродливую коробочку с остеклёнными проёмами для лобового и боковых обзоров, поставленный на широкие колёса. По-рыбьи выпученные фары-глаза немигающе смотрели вдаль поверх меня. Двухстворчатые двери, располовиненные внутренней перегородкой, вели одновременно в кабину и в салон. Они были все в заклёпках и с навесным замком, по-хозяйски прикрытым от дождя половинкой срезанной «полторашки». Экспонат хоть и выглядел получше своих собратьев, тем не менее, аналогий с швейцарскими часами у меня не выявлял.

У входа с червлёной доской «Памяти основателя музея тов. Сулагубова Н.Г., героически погибшего при пожаре в июне 1928 г.» комендант остановился, отсчитал три ступеньки осевшего на правую сторону крыльца, потоптался у двери, сковыривая носком хромового сапога забитые под дверной косяк листья и, обернувшись через плечо, предложил:

– Ну, открывай.

Я спохватился, вынул из кармана ключи, интуитивно вставил в личинку самый большой – жёлтый цилиндрический, с насечками на торце. Ключ охотно щёлкнул и провернулся. Окутанное полумраком помещение встретило тяжёлым, спёртым запахом не то старых ковров, не то запылённых книг. Семён Созонович перегнулся через низкую кафедру и выкинул передо мной пухлый журнал.

– Отныне он твой! Журнал учёта посещаемости. Внутри найдёшь много чего полезного. К примеру, график дежурств или дембельскую сказку на ночь. – Глаза коменданта умаслились и подобрели. – Правда, сказка тебе, скорее всего, не пригодится, а вот графиком дежурств, будь добр, не пренебрегай.

Вспыхнул свет. Мой сопроводитель по-хозяйски осмотрелся, повёл носом и изрёк:

– Воняет, как в библиотеке.

Я осмотрелся. Музей занимал единственную комнату флигеля и напоминал флотскую казарму – приземистую, унылую, построенную по шаблону, но без кроватей, зато с огромным, во всю стену изображением военной судоверфи и корабля-эсминца. Морская атрибутика в виде кораллов, ракушек и раковин на полках внутри стеклянных подсвеченных колонн усиливала моряцкий стиль и ещё больше вводила в заблуждение.

– Странно! – сказал я, размышляя, какое отношение флотилия имеет к горноспасателям и рудникам.

– Ничего странного! – сказал Семён Созонович и запустил руку под лацкан шерстяного пиджака. Вытащил на свет «мерзавчик» – маленькую, около половины стакана, бутылочку. Прильнул к горлышку, запрокинул голову и дробно забулькал.

Я отвернулся, смущённый несдержанностью старика.

– Ничего странного! – повторил Семён Созонович, шумно выдохнул и занюхал лацканом. Он бесцеремонно оставил пустую улику на кафедре, пижонски заложил руки в карманы брюк и дошёл до торцевой стены флигеля, где висел постер. – Этот спонтанный стрит-арт я самолично спёр с витрины военторга. Здесь польза от этой картины очень большая.

– Это какая?

– А вот такая!

Комендант отдёрнул отворот, демонстрируя огромное в половину стены непечатное слово из трёх букв, намалёванное красной краской. Чтобы развеять все сомнения, неизвестный художник подкрепил значение слова его графическим изображением.

– Пацан, хватит меня взглядом сверлить! – огрызнулся комендант и снова замаскировал непристойность растянутым во всю стену постером. – Не вздумай об этом сказать Искандеру.

– А кто так… пошутил?

– Да есть у нас один шутник! – он махнул рукой.

– А закрашивать не пробовали?

– Надобно, чтобы повисело ещё недельки три, – серьёзно сказал Семён Созонович. – Опосля закрасим.

Неподконтрольную мне логику Сазана я решил до поры до времени не трогать. Демонстративно потыкал пальцем в ракушки:

– А эти дары моря – зачем?

– Это не дары моря, а археологическая находка – типичные представители ископаемой фауны, – захмелевшему Семёну Созоновичу с трудом дались последние слова, поэтому он решил не экспериментировать с голосовым аппаратом и перефразировал проще: – Ракушкам этим хренова туча лет.

– Раковины аммонитов, – догадался я. – В моём Чабакуре тоже много чего осталось из мезозойской эры.

Законсервированный музейный памятник поражал контрастом хозяйственного упадка и незаурядностью экспозиций. Если не считать безумной настенной живописи анонима, в остальном место подпадало под описание мемориального казённого музея. Кроме окаменелостей мелового периода внутри стеклянных колонн присутствовала уже упомянутая фольклористика в сотне опалённых машинописных листов, аккуратно вложенных в прозрачные пакеты-«файлы». Установленные в шахматном порядке, пространство комнаты занимали стенды, похожие на бликфанг-конструкции, вроде тех, что стоят на входе в торговые и развлекательные центры. Я расплющил нос о холодное стекло, и залюбовался, совершенно забыв о собеседнике.

Внутри боксов-аквариумов теснились огромные поясные портреты и фотографии ветеранов артели. На плечиках с кованым крючком болтался суконный полувоенный китель первого командира. Рядом бесформенно обмяк выцветший стяг отряда. Покоились под стёклами кубки, грамоты, медали, кусок магнитного железняка, спасательный костюм, похожий на костюм водолаза времён Жюля Верна, россыпь тряпичных респираторов мышино-серого от пыли цвета, таксофон с латунным шильдиком TESLA, складные носилки, фрагмент трансформаторной обмотки, червячные шестерни и совсем непонятные предметы, о назначении которых можно было только гадать. У каждой вещи обязательно присутствовала сопроводительная бирка, где мелкими машинописными буквами шли пояснения, приводились краткие характеристики в виде столбца цифр. Рядом с увесистым телефонным аппаратом я прочитал такой текст: «Аппарат приёмо-передающий проводной фирмы TESLA для аварийной связи. Обеспечивал двухстороннюю телефонную и телефонно-кодовую связь на дальность до 9 км, питался от сухих батарей, имел усиленную базу и высшую категорию взрывозащиты. Пришёл на замену устройству телефонной связи «Шахтофон-1». Модернизация на Судженских рудниках произведена в 1986 году. Эксплуатировался до 2001 г.» Или, например, вот: «Горный домкрат ДКГ-1ПУ. Универсальный с пружинным возвратом штока. Поршень домкрата перемещался за счет усилия, которое возникало благодаря гидравлической жидкости, находящейся под высоким давлением в полости под поршнем. ДКГ-1ПУ входил в моторизованный спаснабор. За всё время эксплуатации на Судженских рудниках с 1968 по 2001 гг. эффективно применялся в пяти спасательных операциях. Помог уберечь жизнь 85 горнякам».