Николас Мваники - Целовать Бога в губы. Книга первая. Ника Шестикрылый Серафим

Вот и меня Провидение вынуждает подпиливать макушку такого старого и прекрасного дерева. Я знаю, что Ника была бы против. Она любила своего Серафима. Но кто сейчас её спросит. Абонент не доступен. Навсегда.

И вот дерево как бы вздохнуло, издало звук треска, и макушка упала на землю. Девчата быстро её подобрали и принялись упаковывать ветвь в большие чёрные пакеты для мусора. А у меня защемило на сердце, и сверхагрессивное отчаянье завладело моим сердцем.

Я взялся за ветки и стал просто выть в чёрное небо, которое смотрело на нас всех через свою красоту бескрайней бархатной черноты, в которой празднично мерцали звёзды. Всё это природное великолепие ослепило и оглушило меня моим же гневом. Я не был со всем этим согласен – с этой гармонией и счастьем, окружающими меня. Мне же очень и очень плохо, а вокруг такая благодать! Я не выдержал и завыл. Я всё стоял и стоял в кроне дерева и очень громко стенал. Как тупая грязная уличная собачонка в своём голодном, холодном, бездомном отчаянье облаивает прохожих и кажется агрессивной. Но на самом деле она ищет защиты, тёплого и сытого спокойного счастья.

Почувствовал, что в меня чем-то кинули, точнее, попали в меня. Не больно, но чувствительно.

–Эй, Николас, ты, что там застрял и стоишь в тишине, как статУя…!!! – кричали мне шепотом снизу девчата, – Давай слезай и валим отсюда, пока полиция нас всех не загребла. Блин, то, что мы сделали, тянет на условный, но уголовный срок!

Я опомнился. Значит, мне показался мой озлобленный и отчаянный вой.

Слез. Отряхнулся. И мы взяли все свои пожитки и пошли до дому.

Мы, сделав свое тёмное дело, и уходили в темноту.

Добрались до своего коттеджа без приключений.

Погрузились в автомобиль и тронулись в путь.

К рассвету мы добрались до далёкого дикого океанского пляжа.

Развели огонь и сожгли макушку Серафима.

Примерно так, чтобы было пепла около трех литров.

Пепел засыпали в погребальную урну, и через три дня отправили «прах» Ники в далекую страну, в маленький городок провинциального захолустья, к её бабушке и дедушке.

Настя, белокурая девушка с чуть пухлыми губами, взялась сопровождать урну. У неё заканчивалась виза, и она всё равно уже готовилась к отлёту и, к тому же, она была соседкой Ники и её лучшей подругой с детства.

Мы скинулись на похороны, ну чтобы были какие-то деньги старикам Ники на их, теперь уже, одинокую старость. Не много, десять тысяч долларов, но для их города-деревни, где на 100 долларов можно беззаботно жить целый месяц, это хорошие деньги.

Мы надеялись, что Насте поверят, что в урне прах Ники, так как каких-либо внятных документов, свидетельствующих о ее смерти, мы, понятное дело, предоставить не могли.

А то, что Ники уже нет в живых, это мы все знали.

У Ники остались только бабушка, дедушка и маленький братик. Отец Ники умер, когда мама Ники была ещё беременной её младшим братиком.

А сама мама…

Она часто летала в один из курортных городов, как она говорила, подработать официанткой. Улетала на месяц, там работала и прилетала домой уже с финансами. Да с такими, что этих денег хватало содержать всю семью в течение года.

Вот и два месяца назад она улетела. Позвонила из аэропорта Нике и сказала, что всё хорошо, что добралась без приключений и… пропала. Целый месяц от нее не было ни слуха, ни духа. Ника через инет наняла частного детектива, а сама, увы, погибла, не узнав того, что раскопал этот сыщик.

Мама Ники умерла через два часа после своего последнего телефонного разговора с ней.

Оказалось, что мама Ники была наркокурьером и перевозила наркотики в своем желудке. Один из контейнеров под действием желудочного сока у нее стал растворяться и сильно действующие препараты попали в организм. Смерть её была мучительной, но быстрой. Час и мамы Ники не стало. И Ника про это уже никогда не узнает. А что будет знать про Нику и её маму младший брат, нам не ведомо. Мальчишке пока всего пять лет.

Мы проводили Настю в аэропорт. Видели, как она садиться в авиалайнер, помахали ей вслед и поехали в коттедж.

Коттедж опустел со смертью Ники, и я, чтобы просто не сойти с ума, пригласил пожить в нём девушек, с которыми Ника была близка и с кем дружила. Набралось восемь девчат. Сколько в доме спален столько и девчат.

А я съехал. Снял квартиру в другом месте, вдали от суеты и этого коттеджа. Наш с Никой дом располагается на берегу Гудзона в Нью-Джерси. А я себе снял весь второй этаж дома в поселке на окраине Бруклина.

«Морские Ворота».

Так называется это мое новое чудесное место, для моей новой и, увы, не чудесной, жизни. Поселок несколько сотен домов, утопающих в цветах и тишине.

Федор и Елена. Супруги-латифудисты, как я их называю. Прекрасные люди и мои новые хозяева, сдали мне по приемлемой цене весь этаж своего прекрасного, уютного и ухоженного дома.

Я въехал в новое жилье и понял, что буду писать книги. Мне надо выговориться. Перенести всё то, что со мной случилось в форматы печатных редакторов, а иначе мне просто не пережить все те события, которые на меня обрушились за последнее время.

А девчонки в моём коттедже организовали какой-то бизнес. Бизнес по интернету. Получилась у них такая «Коммуна имени Ники».

Живут, работают, платят мне аренду.

Значит и я латифундист.

И я стараюсь наладить свою жизнь. Мою жизнь без Ники.

Я очень и очень стараюсь. И может у меня получится. Время покажет.

А?!…»

Глава 9

Наверное, моё Время и сейчас в эти самые мгновения невидимо, незаметно, но упорно и не переставая, всё плетёт и плетёт из нитей моих помыслов, желаний и поступков кружева моей будущей жизни, и половина моего погребального фриволите-костюма уже пошито. И я это чувствую по началу циклов возрастных жизненных кризисов.

Но я не думаю об этом Я за письменным столом, смотрю в открытое окно. Написана ещё одна глава романа, но она пока в черновике, и я оторвал свой взор от ноута, сижу и любуюсь слегка глянцевым, открыточным видом на Нью-Йорк.

У меня третий этаж большого коттеджа, который по-царски расположился на самом берегу реки Гудзон. Перед домом палисадник, потом забор, пешеходная дорожка, проезжая часть, далее небольшой парк, далее большой обрыв высокого берега, внизу проходит трамвайная ветка, пирсы, береговая зона и сама река. Ширина реки один километр. Примерно.

А вот за рекой – Манхэттен.

И с высокого берега, да ещё третьего этажа и в солнечную погоду, картинка просто завораживает. Поговаривают, что привлекательные виды из окна продлевают жизнь человека на 5 лет. И, если это так, то мой вид из окна точно лет 15 прибавит к моей жизни.

Оторвите-ка рукав да пару карман0в от моего наполовину пошитого похоронного костюмчика. Я чуть-чуть продлеваю себе жизнь тем, что просто смотрю в свое окно!