Анна Ханина - Завтрак юриста

Люди, кстати, зачастую путают священника и адвоката. Рассказ о текущей проблеме, скажем, с уголовным производством о неуплате налогов может занять не один книжный том, начиная с самого факта рождения и до неверных жен и мужей, несправедливо устроенного мира вообще. В стрессовой ситуации зрение у человека полностью отказывает, и он готов увидеть луч света во всяком, кто скажет хорошее и обнадеживающее слово, не различая за его абажуром обычный коммерческий интерес получить еще одного прихожанина в свою паству или клиента в юридическую компанию. Ведь адвокат – такой же обычный человек, только получивший образование в области юриспруденции. Да и пастыри наши тоже из глины слеплены, а не из изумрудов и света звезд.

Я не знаю, как научиться видеть невидимое (как ни прискорбно это осознавать). Я не напишу здесь, как различить на взгляд нитраты в арбузе и увидеть заботу и любовь. Своим собакам мы пытаемся в этом случае привить чувство безотчетной веры, чтобы пес всегда мог сделать шаг вперед под честное слово хозяина, направляемый его словом и рукой. Для людей же такой направляющей силой иногда становятся те, кому якобы виднее – священники, провидцы и мудрецы. Но если говорить начистоту, этот путь точно не для меня. Если уж и верить кому-то, то лучше всего себе. Если обманешь себя сам – хоть не так обидно.

Я готов, как страус, нагруженный тюками, бежать во весь опор, тренируя силу своих крылатых мышц, чтобы рано или поздно оторваться от земли, чтобы мои крылья и мысли не одряхлели к старости. Мне, как и всем нам, не дано видеть сквозь абажур или увидеть невидимую остальным ступеньку, разглядеть глазами краски солнечных лучей на кончиках оперения крыла. Но никто не мешает мне махать крыльями день и ночь, создавая приятную прохладу летом и согреваясь долгими зимними вечерами. Ведь если уж верить, то лучше всего в это – в свою крылатость.

Я приглашаю Вас в свою секту и в свою веру, где нет лидеров и пастырей, где никто не знает и не скажет, как лучше, но каждый верит в себя, в свою силу и красоту, скрытую от внешнего мира абажуром. И вступить к нам очень просто – поверьте в свои силы!

По-настоящему ценить только то, что было приобретено за свою жизнь и собственными усилиями – это нормально для человека. Так уж мы устроены. Мы неспособны искренне восхищаться самым главным изобретением в области механики – колесом, которое, кстати, было придумано где-то в Месопотамии за 3500 лет до нашей эры, то есть более чем 5500 лет назад. Однако большинство из нас еще помнят мир без Facebook и других социальных сетей, без iPhone, а то и без мобильных телефонов вообще, поэтому мы радуемся их возможностям, как подснежник первым весенним лучам солнца, и спокойно проходим мимо велосипеда.

Новое поколение, выросшее уже при новомодных гаджетах, будет воспринимать их как само собой разумеющееся, и пользоваться ими без всякого пиетета. Что-то революционно новое, конечно, возникнет и вместе с ними и будет являться символом эпохи, венцом научной мысли, показателем статуса и достатка. Но достойно относиться к тому, что было с самого рождения – это выше наших возможностей. Скорее, даже так: мы способны почувствовать, насколько что-то важно для нас, только приобретая или безвозвратно теряя.

Когда мы вспоминаем свою жизнь, на ум всегда приходят значимые, яркие события – горести и минуты счастья, победы и неудачи. И если с горестями все просто, то с минутами счастья гораздо сложнее. «А помнишь наш отпуск в Египте в таком-то году? Как молоды и счастливы мы с тобой были тогда!» Но вот главный вопрос: чувствовали ли мы себя настолько счастливыми именно тогда, или ощущение счастья пришло к нам только сейчас, задним числом, по прошествии многих лет?

Завалите ребенка подарками, постройте для него рай в отдельно взятом месте. Скажем, родился ребенок у богатых родителей в загородном доме с бассейном и баней, кучей прислуги и собственной машиной с водителем, не говоря уже о всех мыслимых и немыслимых гаджетах. Будут ли у такого крепыша минуты настоящего счастья? Боюсь, что только тогда, когда он, не дай бог, потеряет этот богатый образ жизни и станет жить, как все. Счастье придет к нему как бы запоздало – он станет счастлив прошлым, своими воспоминаниями о прежних временах, о том, что уже ушло. Зато он, наконец, узнает эту светлую радость, вспоминая года, когда был юн, а мама и папа создавали ему быт и уют.

Приходя на могилы своих родителей, мы льем горькие слезы об утраченных близких. Нас, маловерных, мало греет даже то, что ушедшие от нас наслаждаются раем господним. Мы грустим о себе, оставшихся здесь и лишенных чьей-то любви, ласки и внимания, о минутах счастья, доставшихся нам и не оцененных вовремя. Счастье приходит к нам в воспоминаниях о тех днях, когда все еще были живы, и даже не верится, что ранее эти дни казались обычной рутиной.

Поучается, что только непрерывная цепь изменений в жизни может сделать человека счастливым или несчастным. В любом другом случае он даже неспособен понять, о чем мы говорим – ему просто скучно и обыденно. Война всегда была одним из худших несчастий, наравне с эпидемиями (скажем, чумы) и природными катаклизмами. Но война или чума, как ни цинично это прозвучит, приносит возможность вспомнить о счастливых довоенных годах, помечтать о жизни после победы и по-настоящему оценить ночь под луной, проведенную с девушкой, между сражениями, голодом, болезнями и смертью, а не между дискотекой и ночным клубом. Только такое непрерывное изменение и наполняет нашу жизнь, раскрашивая ее во все цвета радуги.

Здесь, как в диалектике, жизнь начинает вертеться за счет единства и борьбы противоположностей. С одной стороны, человек начинает жить, а не влачить существование, только когда с ним происходят изменения. С другой стороны, мы всячески стараемся устроить свою жизнь максимально стабильно. Если не получается свою, то хотя бы своих детей. Никто не отдаст ребенка в интернат, чтобы он почувствовал, каково это – жить без родителей, и не отправит в Африку бороться за глоток пресной воды. Если будет в наших силах, мы построим для детей новый мир – без войн и болезней, без бедности и насилия, мир свободы, воспетый в песнях и легендах. Но оценят ли наши потомки этот мир, наши жертвы и усилия? Скорее всего, нет.