Владимир Рукосуев - Гураны. Исчезающее племя

Это в корне меняло дело, жизнь наполнилась смыслом, бойцы сразу ощутили себя героями, каждый понимал, что именно ему Родина сегодня будет обязана спасением. Никто из нас не удосужился подумать, зачем дружественному Китаю засылать к нам диверсантов европейской внешности, когда на нашей стороне китайцы живут испокон веку и вербуй их сотнями при необходимости без риска перехода границы.

Нужно было прочесать площадь дугой километров десять и двигаться к Аргуни. Это был хорошо просматриваемый кусок пастбища и пашни, с полосой кустарника вдоль берега реки. Если не обнаружим на чистом пространстве, придется искать в густых зарослях. Но это не смущало, все старались оправдать доверие. Наш неформальный лидер Толька Лопатин сразу подбил группу интернатских, человек пять, отбиться от взрослых и действовать самостоятельно. На последующее наказание не обращать внимания – победителей не судят! Так и сделали. Не успели разобраться с командами, как мы уже оторвались и ушли в свободный поиск. Несмотря на начинающее припекать солнце, мы за два часа обогнули заданный квадрат, и вышли непосредственно к реке. Было понятно, что супостаты где-то в кустах и сейчас предстоит самое опасное. Короткое совещание, на котором была пересмотрена вся концепция и утверждены новые правила. Так, мы отказались от установок майора не применять никакого оружия, чтоб не привлекать внимания и не навлечь на себя гнев диверсантов. В боевых условиях не до телячьих нежностей. Никакого посыльного решено было не отправлять – пока он ходит, шпионы неизвестно куда уйдут и мы за ними. Брать в плен и гнать в штаб, разумеется, если убедимся, что они безоружны. Нас пятеро и мы можем не справиться с двумя взрослыми подготовленными врагами. Поэтому держаться на дистанции и забрасывать противника камнями, которых набрали полные карманы. С этого момента напряжение нарастало с каждым шагом. Двигались, осматривая каждый куст, молча подавая друг другу сигналы руками и мимикой.

Вдруг метрах в пятнадцати колыхнулся куст, застрекотала сорока, ветром оттуда навеяло запах табачного дыма. В тени кустов уже вовсю хозяйничали комары, и тот, кто там скрывался, не выдержал, закурил. Мы остановились, шепотом посовещались. Нужно было установить, сколько их и кто это. Минут через десять оттуда вышел молодой парень в спортивной форме (оружие спрятать негде). Приметы совпадали. Где же второй? Решили себя не обнаруживать, чтоб они не бросились в реку. Выждать когда отойдут и тогда заходить от реки и гнать от границы вглубь страны. Парень, озираясь по сторонам, выходил на край кустов к полю. Через некоторое время стало понятно, что он один. Значит разделились. Что ж, одного брать легче. Приготовили камни, растянулись цепью, отрезая его от реки. Приблизились к нему метров на десять, Толька гаркнул:

– Стоять!

Тот остановился, повернулся к нам:

– Молодцы, вычислили.

Улыбаясь, двинулся в нашу сторону. Знаем мы эти штучки! Град камней осыпал его. С такого расстояния не промахнулся никто. Он вскрикнул, кинулся к нам, но встреченный новым залпом, схватившись за голову, прыгнул за куст, оттуда крича на чистом русском языке. Воодушевленные первым успехом, мы пополнили запас камней, приказали ему поднять руки. Он попытался объяснять нам, что это игра, кто нам сказал, что его нужно бить по-настоящему. Толька восхищенно поцокал языком:

– Вот это подготовочка! Даже про учения знает. А язык? Не хуже нас говорит. Давай двигай прямо, пока не добавили

– «Вы, что парни, да я же пограничник».

– Что-то мы тебя вчера на заставе не видели, пограничник!

– Да вчера другая смена была.

– Иди, другая смена.

Препираясь, вышли на поле. Мы держались от него на прежнем расстоянии, в руках камни и палки. С противоположного края поля к нам двигался УАЗик, видимо увидели в бинокль. Остановились, ждем. Подъехал майор и наш руководитель. В этот момент мы чувствовали, что награда не за горами и жалели, что нет свидетелей. Шпион повел себя непредсказуемо. Он громадными скачками кинулся к машине. Вначале мы оторопели, потом поняли, что он решил отбить машину и взять в плен начальство. Но что же командир не стреляет, ведь у него пистолет? Машина остановилась, диверсант, захлебываясь что-то говорил майору, показывая на нас. Наш руководитель вышел и спросил, из какой мы школы.

– Понятно, быстро к месту сбора!

Потом посадили шпиона к себе и они уехали. Мы почувствовали какое-то разочарование, усталость, голод, жару и жажду одновременно.

Когда подошли к строю, руководитель уже заканчивал речь:

– А теперь полюбуйтесь на наших героев.

С этими словами он указал на нас и сказал, что армия это, прежде всего, дисциплина. И что мы сорвали всю операцию, так как оторвавшись от начальника группы, не получая от него новых указаний, самовольно атаковали внедрявшегося в группу нарушителей пограничника и сорвали задание. Да еще и нанесли ему физический ущерб. Пострадавший с ободранной щекой угрюмо смотрел на нас своим ущербным, ничего хорошего не предвещающим, глазом. Второй заплыл напрочь.

Воистину, кто родился на границе, тот смеется над «Зарницей».

Директор нашей школы получил выговор, нас с Толькой больше на такие мероприятия не брали.

Да и учеба наша на этом закончилась, на следующий год пошли работать, а там уже другие игры.

В разгар освоения хрущевской «королевы полей» нас осенью, начиная с пятого класса, выгоняли на уборку кукурузы, как в Узбекистане на уборку хлопка. В Забайкалье она не вызревала и годилась лишь на закладку силоса. Как-то в теплый солнечный день нам с Ванькой Барановым досталась «блатная» работа – на ходу разгребать в тракторной тележке для равномерной загрузки рубленую кукурузу, которая вылетала из рукава кормоуборочного комбайна. Стояли вдвоем на тележке, которую тянул трактор, и раскидывали вилами разлетающуюся массу по углам тележки. Тележка дергалась, мы на ходу падали на мягкое крошево, мешали друг другу подниматься, зеленая сочная крошка набивалась за шиворот, в сапоги, глаза и уши. При этом видимость была ограниченной из-за потока, вылетающего из рукава, что добавляло веселья. В какой-то момент, заигрались и спохватились, когда под рукавом образовалась пирамида, почти закрывшая сопло. Срочно кинулись отгребать. Вилы, засыпало, я начал разгребать руками. Ванька, который меня не видел, с другой стороны рукава набросился на кучу с вилами и всадил их мне в ладонь со всего размаху. От пронзительной боли взревел так, что услышали оба тракториста сквозь рокот моторов и управляющий с середины поля. Остановились, я скатился с прицепа, извиваясь и держась за руку, стал бегать по полю кругами. Управляющий, Ванькин отец, дядя Паша схватил меня и из фляжки стал обмывать рану. Рука была проколота насквозь металлическим зубом диаметром миллиметров в десять. Перетянул руку жгутом, посадил на своего Халзанку, и приказал быстро ехать в медпункт. Чести прокатиться на Халзанке раньше не выпадало никому из нас. Это был рослый красавец буланой масти, никогда не знавший хомута и бравший призы на всех районных скачках. Дядя Паша берег его пуще собственных детей. Да и сам высокий, статный с казацкой посадкой, всегда смотрелся эффектно. Было ему тогда чуть за тридцать. Кумир молодых парней, которые стремились походить на него и в подражание все пытались отращивать усы. Конь был не злой, но горячий. К тому же у него выработался рефлекс на легких седоков, которые на него садились для участия в скачках. Вот и сейчас он сразу требовательно потянул повод и пошел такой рысью, что я едва удержался в седле. Дело осложнялось тем, что повод приходилось из-за раны держать в правой руке, что непривычно. А второй рукой ухватиться за луку седла я не мог. Да и, несмотря на боль, держаться за луку означало навлечь на себя насмешки. Пять километров пролетели в одно мгновенье. Я приноровился, бег у коня, несмотря на скорость, оказался неожиданно мягким, как у иноходца. Но понимал, что не я еду на Халзанке, а он меня везет. Повода он слушался только для поворотов, а скорость снижать не хотел. Когда я влетел на центральную улицу села, распугивая кур и возбуждая собак, то понял, что мне его не остановить. Медпункт пролетел на той же скорости и стал делать круги, объезжая квартал и собрав всех деревенских собак в почетный эскорт, который с веселым и разноголосым лаем преследовал меня. Некоторые пытались укусить коня, но тот не обращая внимания с гордо поднятой головой, которую я натягивал поводом, продолжал нестись, не сбавляя хода. Люди повыскакивали из домов и учреждений, меня узнали и решили, что это очередная хулиганская выходка. Послышались осуждающие крики о том, что так можно людей передавить, особенно детей. Ответить я не мог, все усилия были направлены на то, чтоб остановить коня, от напряжения все больше болела рука. Тогда я решился на рискованный трюк – направил коня на низкий метровый забор чьего-то огорода, перемахнул его и перед следующим высоким забором конь встал. Я спрыгнул с него и пошел в медпункт. Люди увидели причину моего поведения, и весь их гнев обратился на дядю Пашу чуть не угробившего пацана. Своего бы не отправил. А я с ними не соглашусь. Он бы и своего отправил, но работу не бросил. Такая была закалка и такое воспитание. А рука зажила, хотя след от прокола остался.