Сергей Новиков - Соседи. Смешные и трагикомические истории

– Я спать хочу… Мне что, домой идти? – с вызовом произнесла она.

– Конечно нет, – с удивлением поднял брови Майоров. – Посиди с нами. Побеседуем. Вот Мирон Гоголя принес. Знаешь такого? Знает… – Майоров заметно огорчился и выпил. – А этого… Мирон, скажи.

– Сартра? – опознанного Гоголя я за ненадобностью положил в кресло. Туда, где должны были бы находиться колени красавицы, будь она чуточку скромнее.

– Да нет, ты хуже говорил.

– Художественную прозу французского философа-экзистенциалиста, лауреата нобелевской премии по литературе за 1964 год Жана-Поля Сартра?

– Его. – Майоров налил ещё. – Его знаешь?

– Нет.

– Так сиди и читай! – Майоров ткнул барышне в грудь раскрытую книгу и обратился ко мне с риторическим вопросом:

– По пятёре?

Гостья, которую пятёрой обнесли, насупилась. Сняв ноги с подлокотников, она сомкнула колени и приняла уютную девичью позу (про такую обычно пишут «забралась в кресло с ногами»). Потом налила себе стакан водки, чуточку отпила из него, положила Сартра на тугое гладкое бедро и начала читать «Слова».

Допив, мы с Майоровым отправились спать. Кажется, светало.

Мы удивились, когда не смогли улечься на диване. На нём, строго по центру, лежала гостья. Майки с бретельками на ней уже не было. Зато на животе, слегка прижатые резинкой трусов, располагались Сартр и Гоголь. Услышав нас, барышня, не открывая глаз, закинула руки за голову и потянулась, чуть выгнув спину в изящном мостике. Мелькнули плоский живот, загорелые рёбра, хорошо выбритые подмышки. Над Сартром и Гоголем упруго качнулся обнажённый бюст.

Майоров слегка оживился; я тоже. Бросили жребий. Жребием определяли не очерёдность, а спальное место – кому у стены, кому с краю. С краю оказался Майоров. Он спросил:

– Нет ли у тебя немецкого порно? – и, получив кассету, утешил:

– Ты спи, спи, я звук включать не буду. – После чего повернулся к нам с барышней спиной.

Внезапное самоустранение Майорова и старательность, с которой наша красавица изображала спящую, вызвали у меня паническое чувство непосильной ответственности. Говоря проще, я занервничал. Увидел сборник Сартра, выглядывающий из трусов барышни, и осторожно положил руку ей на живот. Под моими пальцами кожа ниже пупка резко вздрогнула, напряглась и покрылась мурашками. А я начал аккуратно вытаскивать книгу. Красавица старательно зевнула, перекатилась на бок и ловко обняла меня за шею. Прохладный бюст обжёг прикосновением мою грудь, в живот острым углом упёрся Сартр. Пришлось брать томик Гоголя, который выпал из её трусов сам – Гоголь был потолще Сартра, и при резком движении барышни резинка его не удержала. Поэтапно, будто бы ворочаясь во сне, я принялся выползать из кольца сомкнутых на моей шее рук. Манёвр удался. Эффектно всхрапнув, я резко развернулся лицом к стене и открыл книгу.

Сзади послышалась характерная возня – как если бы кто-то пытался проникнуть под уже потревоженное мной бельё красавицы. «Ну, наконец-то!» – подумал я и оглянулся. Зажмурившийся Майоров шарил руками по телу барышни, которая вновь замерла в томительной готовности. Со всей мыслимой деликатностью он пытался извлечь из трусов нашей прекрасной гостьи сборник Сартра. У него получилось.

Полчаса мы с Майоровым читали при скудном освещении, которое давали немецкий порнофильм и убогий февральский рассвет. Потом начала поскуливать моя истомившаяся от неопределённости собака: она привыкла спать со мной, но, когда по ночам случались посетительницы, забиралась на диван только после финала. Я щёлкнул пальцами. Собака облегчённо прыгнула на нашу троицу, потопталась по нам тридцатью килограммами живого веса и, в конце концов, устроилась в ногах. Все уснули.

Утром гостья засунула в узел с недосохшим бельём Сартра и Гоголя.

– Это чтоб к следующему разу подготовиться, – съязвила она и злобно хлопнула дверью.

– Это как же так получилось? – выдавил я. И, прежде чем перевести взгляд на Майорова, несколько секунд ошарашено смотрел на закрытую дверь. – Ты, кстати, хоть буквы-то вчера видел?

Майоров, который, судя по тревожным глазам, был удивлён не меньше моего, с достоинством англичанина-викторианца натянул на лицо ироническую полуулыбку и произнёс:

– Да уж, дама нарядная… Но, с другой стороны, время неплохо провели, в общем-то. Когда б я ещё Сартра почитал…

Билет купить не удалось. Проводники под свою ответственность везти не решились и послали в штабной вагон.

Начальник поезда – мощная, властная женщина – попросила паспорт. Открыла страницу с пропиской и неожиданно поинтересовалась моей профессией.

– Пишу в газету про налоги.

– И про что только теперь в газету не пишут, – удовлетворённо сказала начальник. – Впрочем, вы нам подходите. Как тронемся, входите и садитесь в третье купе.

Поезд тронулся, я пошёл на место.

Вагон был переполнен. Однако в третьем купе находился всего один пассажир. На нижней полке манерно сидела длинноногая девица. Судя по причудливости позы, спина барышни обладала невероятной гибкостью. Белый окрас тонких брюк немного подтаивал там, где они плотно прилегали к загорелым ногам. Крохотная белоснежная майка на фоне вызывающе роскошного красного лифчика выглядела необязательным аксессуаром. Лицо барышни не желало подчиняться зрительной памяти. А память вербальная после мимолетного знакомства сохранила бы о лице не больше трёх слов: неправильное, привлекательное, ускользающее. Барышня смотрела на меня в упор.

«Шикарная француженка», – подумал я, но «добрый вечер» сказал по-русски. Ответа не последовало. Сопровождаемый пристальным взглядом, я присел на краешек противоположной от барышни полки и с интересом уставился в окно, наглухо закрытое пыльной дерматиновой шторой. Купе подавляло сумраком и духотой.

Прошло несколько минут. Поясницу лизнула струйка пота.

– Вы буфетчик? – вдруг произнесла девица на чистейшем русском. Интонация могла убить смесью снисходительности и презрения. Повеяло бывшими крепостными, Серебряным веком, сумасбродными декадентками дворянских кровей и накрахмаленной салфеткой через предплечье.

– Нет, – ответил я, и достал фляжку:

– Выпить хотите?

Барышня капризно помотала головой, продолжая меня гипнотизировать. Я выпил. Возникло желание пошутить.

– Раз уж вы приняли меня за буфетчика, позвольте предложить вам орехов.

(В рюкзаке очень кстати оказался кулёк со смесью кешью, фундука и миндаля).

– Хорошо. Пожалуйста, дайте жареных солёных фисташек, – она привстала с полки. Поворошила кулёк, поморщилась из-за отсутствия фисташек и выбрала миндаль. – А что это вы пьёте? – спросила она, принюхавшись.