Светлана Рассказова - Искорки памяти

Прежние власти думали о подрастающем поколении и не жалели денег на будущих строителей коммунизма: в саду имелось полно игрушек, пол был устлан коврами, вечерами ребятишкам показывали диафильмы, в летнюю пору во время дневного сна мы спали на верандах. А ещё в каждом саду и школе трудился дяденька-столяр или сторож (всё-таки мужчина в доме), который сломанное детское барахлишко мог починить и покрасить. И это в послевоенное время…

Через много лет, увидев детское учреждение, которое посещали мои внуки, ужаснулась: бедненько, неуютно, оторванные дверцы у шкафчиков. Не думала, что внуки будут жить в таких нецивильных условиях. Прогресс Россию минул – сегодняшнему государству не до детей! Дай бог, чтобы мама с папой были умные и серьёзные люди, чтобы детки выросли, выучились и правильно осознали жизнь.

Немного отвлеклась…

Так вот! На территории нашего детсада росли огромные шелковицы, груши, яблони, но ребята плохо ели фрукты: когда их много, то не очень хочется. А вот что-нибудь неизвестное и непонятное на зубок пробовали.

Как-то раз воспитательница отошла на площадку соседней группы, чтобы поболтать с коллегой, и этим тут же воспользовалась моя подружка Зиночка. Она схватила меня за руку и потащила к забору, где росла травка.

– Варя, смотри, здесь есть калачики, – Зиночка нагнулась и сорвала несколько зелёных, но плоских горошинок. – Ешь! Они сладенькие, – и отправила калачики в рот.

Я тоже нашла несколько горошинок и тоже их съела. Они были вовсе даже не сладенькие, а совершенно безвкусные, но секретные, и потому хотелось распробовать лучше.

В трудные военные и послевоенные годы дети часто ели любую зелень, лишь бы она не была ядовитой. И хотя в садиках кормили хорошо, но память о калачиках у народа сохранилась.

– Вы что тут едите? – грозный возглас воспитательницы в один момент покончил с нашим незапланированным ланчем. – Быстро к медсестре!

И мы, как два нашкодивших щеночка, побрели в медкабинет. Там долго объясняли, что именно съели, а после обеих заставили выпить по ложке какой-то горькой настойки и поставили в угол на коленки. Ничего… Выжили!

Частенько водила бабуля внучку по рынкам и церквам…

– Ты халат дошила? – обычно спрашивала я.

– Готовенький! Собирайся, пойдём продавать, – отвечала бабушка.

– Надо будет его уронить!

– Зачем?

– Примета такая! Продадим обязательно!

– Какая ты у меня памятливая, Варюшка! А я и забыла, – и бабушка хитро улыбалась.

Продав халат, мы покупали на вырученные денежки селёдочки с душком и в уголке рынка, притулившись к забору, съедали её без хлеба. Значит, организм требовал, коли слюнки от одного запаха текли!

Церквей в Киеве всегда было много. Бабушка заставляла меня целовать иконы, часто повторяя простые слова из молитвы: «Господи, прости, помилуй и сохрани нас от лукавого…». И они спасли её с дочками, бежавшими из горящего Ржева, от пуль и бомб с немецких самолётов да голодной смерти в военное лихолетье.

Софийский и Владимирский соборы я запомнила на всю жизнь. Красота душевная и доступная для восприятия! Особого трепета не чувствовала – мала, была. Но росписи очень нравились, не хуже, чем в детских книжках: яркие, крупные и понятные…

Вот Боженька благословляет всех!

Вот красивая тётенька протягивает ребёночка людям!

Перед самой пенсией довелось побывать за границей и увидеть их соборы. Они другие, более величественные и сложные по архитектуре. Всю картинку видишь сразу, как войдёшь. Просторный зал, мозаичные окна, мраморные полы, всё блестит и сверкает, несмотря на полумрак. Почему-то отвлекают скамейки, хотя понятно – это очень удобно. Видимо терпение нашего народа воспитывалось необходимостью отстоять на ногах церковную службу несколько раз в день…

У Владимирского собора в ту пору для публики проводились открытые антирелигиозные диспуты. С одной стороны церковный иерарх, по другую сторону какой-нибудь партиец. Якобы доказывали друг другу, что или кто есть, а чего нет. Всё было под контролем, как хорошо отрепетированный спектакль. Но окружающая толпа слушала их с интересом. И старая с малой, постояв рядом с умными людьми, шли по своим делам, слегка засомневавшись – так ОН есть или нет?

Будучи старше я спросила бабушку:

– Ба! А бог есть? Нам в школе объясняли, что люди произошли от обезьян, и бога не существует.

– Не знаю, Варя! Когда мне плохо, то молюсь и прошу у него помощи. Маленькой очень бога боялась. Так боялась, что когда тяжело заболела, то батюшка пообещал взять грех на себя, чтобы уговорить меня кушать молоко и масло в пост.

– А помнишь, как однажды мы с тобой были в церкви, и ты попросила попа помочь мне поправиться? Так он велел поднять конфетку, лежащую у его ног. Я видела, что он нарочно ту конфетку подбросил, а сказал, будто это дар божий.

– Не сомневайся. Это от бога! Только через руки священника, – убедила бабушка.

***

В первый класс меня отправили учиться в интернат. Бабушка опять разжалобила тётенек от опеки, перед кем надо – горько поплакала, а кого чужие слёзы не трогали – одарила конфетками, и направление в это заведение мы получили.

Интернат только что открылся. Всё там было новое, ещё пахнущее краской. Для детей хорошая добротная одежда, завтраки с докторской колбаской, приятные и умные учителя.

Осенью выдавали новые пальто. Ребят вызывали по очереди в кабинет коменданта, где воспитательница обряжала всех с учётом роста и размера.

– Нравится? – спросила она, примерив на меня красное пальто.

– Нет! Мне нравится вон то – морского цвета, которое у вас на шкафу лежит, – заприметила его сразу, как вошла.

– Ишь, какая глазастая! – изумились взрослые, но пальто не пожалели, отдали.

Училась хорошо, стихи читала громко, с выражением, потому была задействована в новогоднем спектакле, где играла белочку. И в конце учебного года получила «Похвальный лист». Отнеслась к этому спокойно, потому что в жизни случилось более важное событие!

Как-то ещё весной позвали меня с перемены в класс. Возле учительницы стояли молодые мужчина и женщина.

– Варя, ты знаешь, кто это? – спросила учительница.

– Нет, – пожала я плечами.

– Это твоя мама и твой папа…

Незнакомый мужчина подал мне маленький кулёк с конфетами, но благодарной реакции не последовало. Никакой! Мне было восемь лет, любила бабушку, помнила с детства только её, и в душу закралась тревога… Оказывается, мать сумела устроить личную жизнь, и у меня был не только отчим, но и брат с сестрой, о которых до сих пор ничего не знала.

В Киев родители со своими двумя детьми приехали в надежде здесь прижиться… Но не получилось! Идти на завод или стройку – не было прописки, да и жильё найти большой семье в столичном городе непросто. Потому молодые, гордые, очень независимые по натуре родственники завербовались на Алтай. Погостив месяц, они уезжали на целину. Пора было мне с ними прощаться!