Светлана Рассказова - Искорки памяти

Столярничал с упоением. Сначала рисовал своё будущее детище на бумаге, получалось очень красиво. Потом нарисованный эскиз воплощался в стол, табуретку, настенный шкаф. Мог смастерить настольную лампу и украсить её абажуром. Затем родители шли на местную барахолку, и очередной столярный шедевр продавался тут же. На вырученные денежки покупали гостинцев, хорошего молдавского вина и отмечали продажу нового изделия в узком семейном кругу. Мать умела устраивать маленькие праздники.

От неё я унаследовала организаторские способности и любовь к лицедейству, которые впервые проявились именно в этом городе.

В доме, где мы жили, было много детворы, а вокруг него большущий двор. Выступать на самодельной сцене я стеснялась. А вот организовать концерт детской художественной самодеятельности, распределить роли, упросить участвовать вредных мальчишек могла. Вместе клеили и красили бумажные шапочки, фартучки, юбочки, бантики. Эти концерты жители двора ждали с удовольствием. Народ в доме жил простой, телевизоры имели немногие. Они ещё только входили в обиход, потому зрелищ не хватало. Объявления рисовали заранее. Зрители приходили со всей улицы, «артисты» волновались. Но нам так громко хлопали и так дружелюбно поддерживали, что мы приятно алели и были довольны успехом.

А книги в детстве читала запоем… Недалеко от нашего дома находилась библиотека с читальным залом и уютными старыми кожаными диванами. По выходным туда набивалось полно детей. Всех «Мушкетёров» перечитала, сидя в уголке такого дивана. От романов Дюма и Гюго веяло нежной романтикой и уносило из сибирского холода в далёкую Францию, почти знакомый Париж. Видела его как наяву: мосты, улочки, крыши, величественный Нотр-Дам де Пари, королевский Версаль… (Может птичкой была в жизни прошлой! Муж говорит – собачкой).

Тогда времяпрепровождение с книжкой считалось развлечением. И от родителей мы порой слышали окрик:

– Сначала в доме нужно прибраться, картошку почистить, за хлебом сходить, а после с книжечкой отдыхать!

Зато теперь нынешние мамы с папами буквально заставляют читать книги своих отпрысков, оттаскивая их от компьютеров.

На уроках физкультуры хорошо каталась на лыжах, часто финишировала первой среди девочек своего класса под одобрительные крики мальчишек. Стала им нравиться…

Однажды вызывают меня к завучу. Ничего себе! Даже трухнула слегка: «Что такого сотворила?» А в кабинете завуча, за столом восседала незнакомая тётенька. Оказалось, родительница мальчика из параллельного класса.

– Варвара, ты знаешь Олега Смирнова? – спросила завуч.

– Нееет, – заблеяла ученица шестого класса.

– Ты с ним встречалась? – уже конкретно задала вопрос завуч.

– Нееет, – продолжала блеять ученица шестого класса.

– Девочка, а как ты учишься? – взяла слово мамаша юного «Ромео».

– Хорошо, – не понимая, чего от неё хотят, замяукала «Джульетта».

– Варя, мама Олега считает, что он из-за тебя стал плохо учиться, – наконец-то раскрыла все карты завуч.

– Не знаю я никакого Олега, – разревелась я.

– Ладно, иди! – смилостивилась завуч.

И зарёванная ученица зашагала в свой 6-Б. Как мне было стыдно! И очень обидно, что мальчишку этого в глаза плохо помнила. Вот, дурёха-то! Радоваться надо было такому успеху! Но тогда нравственность шибко блюли! В школе думать о подобном нельзя было. Хорошо, хоть родителям ничего не сказали…

***

В начале шестидесятых с едой в стране стало совсем худо. Одну из зим наша немаленькая семья питалась только тушёной капустой с томатным соусом. Продукты «выбрасывали» фрагментарно в определённых местах, и к ним сбегался народ со всего города. На Центральном рынке иногда продавали треску, и мать посылала за ней старшенькую.

В Барнауле самый центр города, с проспектом Ленина был похож на город, всё остальное – большая пыльная деревня. Рынок находился далеко. Чтобы дорога не казалась скучной, я, с разрешения матери, покупала пятьдесят граммов леденцов «Ассорти» и с подружкой, болтая обо всём на свете, доходили до места и возвращались домой с «уловом». Дома жарили тресочку, и на следующий день родители спокойно уходили на работу, зная, что их трое детей будут сыты.

А ещё выручали бабушкины посылки, и это было всегда праздником! В каждую она клала пару килограмм тихоокеанской селёдки, конфеты, яблоки и что-нибудь лично для любимой внучки – кусочек ткани на платье или свитерок. Одевали меня родители бедненько, впрочем, как и многих детей в ту пору. Банально не хватало денег, да и выбор детских вещей в магазинах был не велик.

Однажды, в новогодние каникулы меня отправили в цирк на представление лилипутов. И ведущий, рассказывая о какой-то плохой девочке в белом фартучке, показал в мою сторону. Из всех детей, присутствующих на этом празднике, я была одна в школьной форме и белом фартуке. Конечно, все дети посмотрели на меня, и я, застеснявшись, опустила глаза. День был испорчен, праздник тоже. Еле досмотрела концерт до конца и ушла домой со слезами.

– Как прошло представление? – спросила меня вечером мама.

– Плохо, – сказала я и заплакала.

– Почему? Что случилось?

– Клоун при всех показал на меня пальцем и обозвал плохой девочкой, – продолжала я рыдать.

– Почему именно тебя?

– Как ты не понимаешь! Я одна была в школьной форме и белом фартуке.

– А остальные дети?

– Остальные… кто в чём. Кто в кофточке, кто в нарядном платье.

– Шла бы без фартука, просто в платье, – выкрутилась мама.

– Надо было, – согласилась я, догадавшись: несмотря на слёзы, ничего мне не прикупят.

– И вообще! Нечего реветь из-за глупости какого-то придурка! Я в твои годы голая, босая ходила… И ничего, выросла, – разошлась она не на шутку, намекая на своё военное детство…

После этого случая я не только ничего и никогда не просила у родителей, но даже не пыталась заикнуться о каком-либо желании.

Много позже, вспоминая свои детские переживания и несправедливость взрослых, став сначала мамой, а потом бабушкой, поняла, какое адское терпение и чуткость нужно иметь, чтобы ненароком не обидеть своих маленьких близких. Они тоже всё помнят и имеют собственное видение происходящего, а усталость и несдержанность родителей будет понятна им через много-много лет! И будучи уже взрослой тётенькой, корю себя за ошибки, не сплю ночами, вспоминая собственные промахи по отношению к сыну и внукам. Но время уходит, а поступки наши остаются и не всегда замечательные…

В детстве обожала пионерские лагеря. Посылали меня туда редко. Почему? Не знаю. Может из-за нехватки денег, а может, чтобы летом приглядывала за братом и сестрой. Но уехать от своей семьи подальше, было для меня истинным счастьем и полноценным моральным отдыхом. Уехать туда, где не было разборок между отцом и матерью, а была свобода, и возможность заниматься творчеством. Я с удовольствием участвовала в художественной самодеятельности и совершенно не скучала по родителям. А вот мой братишка – наоборот: терпеть не мог жить в детском коллективе, никогда не посещал ясли, детсады и пионерские лагеря. Однажды мать приобрела нам три путёвки на один сезон и отправила в летний лагерь. Брат после недельного пребывания в этом учреждении запросился домой и согласен был сидеть всё лето в одиночку, чем жить в коллективе. Предпочтения на сей счёт среди нас – троих – оказались кардинальными, несмотря на то, что росли в одной семье и родились у одной матери.