Жанна Светлова - Была только любовь. Воспоминания о блокаде

Когда она вышла на кухню и с нескрываемой брезгливостью взглянула на него и эту гадину, его как будто кипятком окатили.

«Какое мне дело до ее мнения обо мне, она всегда меня презирала, – старался он успокоить себя. – Подумаешь, судья! Плевать я хотел на ее взгляды и слова!»

Но всем сердцем он чувствовал, что все это никому не нужная бравада, что он старается обмануть себя самого, что, несмотря на все гадости, которые он говорил о ней, нет на свете женщины более достойной уважения, чем она. Ему вдруг вспомнились все слова, которые он говорил о ней вместо благодарности за ее заботу о них, и он ощутил себя животным, омерзительным и ничтожным перед ее благородством, ее простой любовью к ближнему. Как эта чужая вроде бы женщина отдавала свое, чтобы им жилось лучше, устраивала им праздники, учила всему прекрасному детей, радовалась их счастью и успехам.

Именно это ее благородство и превосходство перед невежеством вызывало в нем ревность и ненависть за свою неспособность испытывать столь высокие чувства.

Он вдруг осознал это и содрогнулся от этого. «Да, в ее присутствии я ощущал себя пигмеем и старался мстить ей за ее благородство. Но она даже этого не замечала и платила постоянным желанием помочь».

Он не узнавал себя. «Что со мной?» – задавал себе вопрос, потрясенный этими мыслями Иван.

На кон была поставлена судьба его семейной жизни, а он думал о своем ничтожестве по сравнению с этой недосягаемой женщиной. Он даже был не в состоянии обругать Софью каким-нибудь скверным словом.

«Но ведь я мог бы добиться ее уважения, жить по ее принципам, даже дружить с ней.

Стараться жить по богоугодным принципам, как живет она, – поправил он себя. – Ведь моя жена, моя любимая жена, просто боготворит ее. Как она страдала от моих слов о ней! Я же знал это, но старался ее и тещу уязвить, позлить и делал все им назло. Вот ведь где корень моего падения. Как же я не понимал, что жене просто стыдно за меня, что именно поэтому она отгородилась от дорогого ей человека.

А я и рад был. “Моя взяла! Я победил!”

Но я проиграл. Жена презирает меня, дочь отказалась от меня.

Господи, хоть Ты не оставь меня грешника!» – взмолился он.

Ему было так горько, хоть в петлю лезь. Но все же на него сошло просветление. И это был шанс начать все сначала. «Да, это шанс стать человеком», – решил он.

Домой пока возвращаться нельзя. Поехать бы к матери в Сестрорецк, но денег на билет нет.

Размышляя таким образом, он огляделся вокруг и обнаружил, что сидит во дворе своего бывшего одноклассника Федора, с которым дружил в школе. «Вот кто может меня выручить», – подумал Иван и решительно направился к знакомой квартире.

Ему открыл сам Федор. Он так искренне обрадовался его приходу, что Ивану стало даже стыдно за то, что он столько лет не заходил к другу.

«Если бы ты знал, друг, – пришло ему внезапно в голову, – какой скотиной я стал, наверное, и руки бы не подал».

Федор провел его сразу на кухню, угостил чаем с бутербродами и сам предложил ему остаться у него ночевать.

– Мама на даче, – рассказывал Федор. – Куда тебе идти на ночь глядя, тем более после ссоры с женой.

– Слушай, а ты не мог бы мне помочь на даче забор поправить, а то я все маме обещаю, а дел на работе по горло и один за выходной я с этим делом вряд ли управлюсь. Может, махнуть нам вместе на дачу в выходной.

– С удовольствием, – радостно согласился Иван тому, что все так здорово у него устраивается.

– А ты, – сказал он другу, – отнесешь письмо моей Нинке? Я сегодня за ночь напишу ей, какой я гад, и пусть решает, что со мной делать.

– Да само собой, нет вопроса! – обрадовался хозяин. – Я ей расскажу, какой ты замечательный человек, – довольный, что Иван согласился ему помочь, говорил Федор.

– Вот это не надо! – грустно попросил Иван.

Друзья еще часок поболтали, вспомнили всех одноклассников и разошлись по комнатам. Зал и диван были отданы в распоряжение Ивана, а сам Федор улегся в комнате матушки.

Утром друзья отправились на вокзал и, приехав на дачу, быстро восстановили повалившийся забор.

Анастасия Ивановна – мать Федора – наготовила мужикам котлет, напекла пирогов и усадила за стол.

Федор предложил выпить пивка за то, чтобы забор хорошо стоял, но Анастасия Ивановна сказала, что забор пивом не обмывают, что по такому случаю не грех выпить по сто грамм водочки.

Дружно подняли стопки, но дверь дома внезапно распахнулась, и вбежала соседка Маруся.

– Анастасия Ивановна! – выкрикнула она. – Война началась! По радио объявили.

Поднялась суматоха, женщины плакали, а мужчины помчались на станцию, чтобы успеть попасть в военкомат.

Глава 3

Нина, как и обещала, написала заявление в суд на расторжение брака с Иваном. Поскольку день был выходной, то идти в суд она решила завтра с утра.

Софья Сергеевна посоветовала ей все же подумать получше, прежде чем окончательно рвать отношения.

– А чего думать-то? – сказала Нина. – Вот и ночевать домой не явился, значит, продолжает где-то гулять. Сколько можно терпеть? Нет, я уже давно все обдумала. Не хочу в этой грязи жить дальше.

Зойка из своей комнаты вообще не выходила. После того как Иван двинул ей по лицу, у нее оно все распухло. Голова болела так, что никакой аспирин не помогал. Она обмотала голову мокрым полотенцем и старалась лежать неподвижно, но боль не утихала. Ее душила обида, боль, злоба. Злоба на всех, на эту неудавшуюся жизнь, на недоумка-алкаша соседа, так по-свински обошедшегося с ней, на его тварь жену, на старую ведьму, тещу этого ублюдка, на всех мужиков вообще, имевших ее, но не желавших жениться на ней.

От таких мыслей голова просто разламывалась.

Ее мутило. Она кое-как поднялась с постели, налила из графина стакан воды, добавила ложку клюквенного варенья. Выпила. Ее вырвало тут же прямо на пол.

Крадучись, она пробралась в кухню, набрала ведро воды, чтобы вымыть комнату. Кое-как вымыла, и ее тут же снова вырвало.

Что делать? Сил никаких нет.

Она снова вымыла пол и опять все повторилось. Запах выполз из ее комнаты и распространился по квартире. Несчастная Зоя схватила одеколон и стала поливать полы в коридоре. Получилось еще хуже. Женщина опять набрала чистой воды для мытья полов, но новый приступ рвоты не дал ей осуществить задуманное. Тогда Зоя уселась на пол и завыла от досады, боли и приступов рвоты.

Софья задремала лишь под утро, проснулась от непонятных звуков и отвратительного запаха.

Ничего не понимая, она накинула халатик и вышла в коридор. Обрушившийся на нее запах чуть не лишил ее чувств. Закрыв нос платком и дойдя до комнаты Зои, Софья поняла, что и звуки, и запах исходят отсюда. За дверью то блевали, то выли.

– Что это, Господи? – в нерешительности остановилась она у двери соседки.