Жанна Светлова - Была только любовь. Воспоминания о блокаде

– Но сроки слишком большие для этого, – удрученно посетовала она.

Пришлось Софье вновь обратиться к знакомому ювелиру.

На этот раз она отнесла ему старинный перстень с крупным изумрудом.

Борис Абрамович выслушал Софью и лишь головой покачал.

– Фамильное сокровище хотите ради такой женщины навсегда утратить. Подумайте, голубушка, зачем вам это?

– Я вас очень прошу, Борис Абрамович, достаньте мне за это кольцо все необходимое для младенца, включая кроватку, ванночку и питание.

И старый ювелир не подвел. Все это богатство было доставлено в комнату Зое уже через день.

– Только бы Зоя не подкачала! – как заклинание твердили Софья и Елена.

Когда через месяц Зою выписали из больницы, приехав домой и увидев приданное для младенца, она вроде бы смирилась со своей участью. Но тем не менее за ней нужен был глаз да глаз. Софья работала чуть ли не сутками и обеспечить присмотр не могла. Нину забрали рыть окопы за городом. Мария тушила снаряды, попадавшие в их дом.

Елене пришлось приглядывать за Зоей. Но на помощь приходила Вера Ивановна, которая из-за болезни сердца редко выходила из своей комнаты, особенно после получения похоронки на мужа – Семена Васильевича. Но видя, как трудно приходится Софье и Елене, она стала даже ночевать в комнате Зои, рассказывая той, как она ожидала появления своего сыночка, с какой радостью кормила его грудью, следила за его развитием.

Постепенно между этими женщинами установились очень доверительные отношения, несмотря на разницу в возрасте, образе жизни и образовании.

Зоя успокоилась, прекратила свои попытки покончить с собой и даже стала проявлять интерес к приготовлению вещей для младенца. Они, беседуя с Верой Ивановой, вязали малышу шапочки, пинетки и кофточки, распуская свои старые вещи. Даже Елена Анатольевна была допущена в этот кружок.

Однако доносить ребенка до положенного срока Зоя не сумела. Вешая белье, она упала со стула, и у нее начались преждевременные роды. Сын родился семимесячным.

Начались жуткие морозы, отопление в доме отсутствовало, и водопровод тоже уже не работал.

Когда Зою с младенцем привезли домой, стало понятно, что в таком холоде семимесячный ребенок долго не протянет.

Софья, не задумываясь, отдала Зое свою буржуйку. Но печурку еще и надо было чем-то топить.

Борис Абрамович достал Софье двенадцать поленьев дров, но их хватило совсем ненадолго.

В ход пошла старая мебель, книги и все, что могло гореть.

Вера Ивановна и Елена практически переселились в комнату Зои. Тем более что той пришлось выйти на работу до окончания декретного отпуска.

В связи с уходом на фронт почти всех мужчин на заводе работали женщины, старики и дети по 12–14 часов в сутки.

У Зои и так почти не было молока, но после выхода на работу оно совсем пропало.

С ребенком сидели соседки, поочередно ходившие на реку за водой, чтобы накормить и выкупать малыша, у которого до сих пор не было имени.

– Пора зарегистрировать сына, – как-то находясь дома, сказала Софья Зое.

– Как ты его хочешь назвать? – спросила она.

Все притихли, ожидая ответа.

– Валерой! – ответила Зоя.

– Ну вот и чудесно, – с облегчением сказала Софья. – Завтра же следует сходить и получить на Валерика документы. Ему тоже паек полагается.

Голодные и промерзшие женщины дружно поддержали ее.

И тут раздался звонок в дверь. Софья пошла открывать.

В квартиру вошел офицер с вещмешком за плечами и небольшой печуркой в руках. Он обнял и прижал к себе Софью, и они прошли в ее комнаты.

Все завороженно и с любопытством смотрели друг на друга, не решаясь спросить: «Кто это?».

Гость пробыл у Софьи до полуночи, все что-то мастеря и прилаживая, судя по ударам молотка и оживленным перемещениям Софьи из комнаты в чулан и обратно.

Потом она готовила на кухне чай, и они долго беседовали с гостем. В полночь Софья пошла проводить его до машины.

Все женщины тут же выскочили из комнаты Зои с вопросом:

– Кто это?

Софья с усмешкой смотрела на женщин.

– Угадайте! – смеясь, сказала она.

Но видя, что задачка им не под силу, обратилась к Елене.

– Но ты-то ведь прекрасно знаешь этого человека! – сказала она с укоризной.

– Я? – удивилась та. – Первый раз вижу! – заверила она соседей. – Но кто он? Не мучай, скажи, – обратилась она к подруге.

– Аркадий! – сообщила та. – Неужели не узнала? – с обидой спросила она Елену.

– Вот те крест! – перекрестилась та.

А Вера Ивановна улыбалась.

– Что, тот Аркадий, который все добивался вашей руки, Софья Сергеевна?

– Да, это он и есть. Он сегодня уезжает на фронт, – с гордостью за своего друга сказала Софья. – Вот привез и установил мне печурку. Теперь, Елена, ты сможешь спать у меня. Ну и подарочек нам привез, – радуясь и гордясь его добротой, сообщила она. – Прошу всех к столу, – и она широким жестом, которым всегда раньше приглашала гостей, обратилась к соседям.

В ее гостиной тлела остывающая печурка, и было намного теплее, чем на кухне. На столе стояли чайник и чашки, а на тарелках лежало по кусочку хлеба с маслом и по кусочку шоколада. До полночи пили чай, растягивая удовольствие, затем попросили Софью поиграть им на рояле. Вместе пели песни, угощались распечатанной пачкой печенья и были счастливы этим мгновением, хоть ненадолго возвратившим их к нормальной человеческой жизни.

Когда Вера Ивановна и Зоя ушли, Елена спросила:

– Аркадий опять просил стать его женой?

– Просил ждать его и писать ему!

– Ты обещала?

– Безусловно! – как само собой разумеющееся сообщила Софья.

Прошло еще два тяжелейших месяца. Зима никак не хотела сдавать свои позиции.

Как-то ночью, возвращаясь с работы, Софья подобрала двух детей, которым было по три-четыре года. Ни своего адреса, ни своей фамилии они не знали. Кое-как добились от них, что мама умерла, и они замерзли и ушли гулять одни, и что им очень страшно.

Елена растерла детей водкой, оставшейся у Софьи с лучших времен, согрела их, накормила пустым, из картофельной кожуры сваренным супчиком и уложила спать.

Разобрали они с Софьей, что одного зовут Сашенькой, а другого Виталиком.

Где искать их родных, женщины не знали. Решили, что Софья даст объявление на радио и в газету, может, кто откликнется.

– А пока нужно их приютить, – сказала Софья.

В квартире стало трое детей, не считая внучки Елены, которой исполнилось одиннадцать лет.

Весь свой паек, состоявший из хлеба и соленой воблы, Софья отдавала Елене, которая готовила суп из этой рыбы на всех обитателей квартиры.

Нина все еще работала на рытье окопов, и сердце Елены разрывалось от жалости и невозможности помочь ей хоть чем-то.

Раз в неделю Нина приезжала домой помыться и переодеть белье. Она никогда не ела дома, понимая, как голодно сейчас и взрослым, и детям. Но Елена постоянно старалась не съесть свою порцию и отложить ее для дочери. Раз в пару недель она добиралась к фронтовой полосе, чтобы принести дочери что-то из теплых вещей и немного еды.