Вадим Юрятин - Дональды

Жаркий летний день проникает сквозь зеленоватое стекло и нагревает внутренности автомобиля, кондиционер изо всех сил борется с теплом, разбрызгивая по салону ледяной холод. Дорога стреляет в меня белыми трассирующими пулями разметки, которую я периодически пересекаю, уворачиваясь от колдобин.

Маленький человек голосует прямо у обочины, чуть в стороне от остановки, где в тени под козырьком прячется еще несколько бедолаг, а когда я останавливаюсь, съехав в сторону, он почему-то удивляется и долго еще благодарит уже потом, в пути, все никак не веря в то, что мы действительно едем в одной машине. Рюкзак с трудом впихивается в багажник, так что приходится даже опустить задние сидения, чтобы эта громадина влезла наконец внутрь. Маленький человек осторожно садится на соседнее со мной место, стараясь занять как можно меньше пространства.

От него пахнет приближающейся старостью, свежестиранной выглаженной одеждой, дорогами.

– Путешествуете? – спрашиваю, уточняя конечную точку его маршрута, и украдкой гляжу на экран мобильного.

Из ответа человечка следует, что ехать нам с ним вместе примерно около часа. Потом человечек должен сесть на поезд и поехать еще куда-то, чтобы уже оттуда долго-долго идти пешком. Профессиональный пенсионер-путешественник.

– А вы чем занимаетесь? – спрашивает он меня в свою очередь.

Я немного медлю, глядя влево, благо скорость небольшая, позволяет, а потом говорю, что сотрудничаю с одной крупной компанией, которая продает кресла для самолетов. Когда незнакомые люди спрашивают о роде моих занятий, я обычно придумываю какую-нибудь чушь, стесняясь того, чем занимаюсь на самом деле, и с интересом вглядываюсь в собеседника: проглотит?

– Прекрасно. Значит, у нас с вами много общего.

Общего у нас с ним нет, на мой взгляд, ничего.

– Только вы сегодня не продавайте, пожалуйста, эти ваши кресла. Сегодня день такой, грядет смена полей в шрастре. Наступает новая эра, понимаете? В такие дни нельзя ничего продавать, может потеряться эфирное тепло, а это уже сказывается на всем. Вот сядет человек в самолет с вашими креслами – и все! Бац – и катастрофа! Вот вы думаете, отчего самолеты падают? Да вот из-за этого.

Люблю таких, искренних, несущих всякую чушь.

– Да вы что? Это ж всем известно! Это ж предсказано! Сейчас мы живем на исходе пятой эпохи, грядет шестая, потом седьмая. А до того была четвертая. Ну, если с самого начала, конечно, идти, то сперва была Великая эпоха, ее еще по-другому называют Несокрушимой страной, когда Изначальный дух носился над землей, ну это как в Библии описано, вы ж читали, видно, что интеллигентный человек, так вот, носился он, носился, а потом создал уже Гиперборею, где появились первые люди, даже не люди, а именно гиперборейцы, понимаете, первая раса, причем миллионы лет назад они жили уже в огромных поселениях…

Как бы смазать, стереть на фиг эту постылую печать «интеллигентного человека»? Пить больше? Думать меньше?

Мы едем вдоль великой уральской реки. Я выражаю небольшое сомнение по поводу того, что «дух носящийся» и Гиперборея как-то могут быть связаны.

– Все со всем связано! И все со всеми. Мы с вами тоже в какой-то мере гиперборейцы, отчасти лемурийцы. Вы вот своих предков знаете? Вы помните своих прадедов? А знать надо гораздо глубже, понимаете, не обязательно очень уж глубоко, но все же. Вот, например, откуда люди появились в этих краях, вы не задумывались?

Я говорю, что слышал, будто бы где-то недалеко от этих мест родился Заратустра, но только это скорее легенда, а так, жили здесь, наверное, какие-нибудь охотники, на мамонта с собаками ходили.

Человечек внезапно радуется затронутой теме.

– Кстати, а вы знаете, как люди приручили собаку? Вы же понимаете, что все эти теории, будто бы собак били, привязывали, голодом морили, – это глупости полные? На самом деле, разумеется, все было иначе. Есть одна легенда, а, как вы понимаете, легенда – это не совсем легенда…

Человечек выдает еще порцию информации в том же духе. Я жму плечами и чуть усмехаюсь, но так, чтоб не обидеть. Говорю, что это удел научного знания. Кстати, а как вся эта Гиперборея соотносится с наукой?

– Я вам про истину, а вы мне про науку! А первые гиперборейцы, надо вам сказать, были огромные, высотой в девять метров. Откуда я знаю? Дак это ж написано все! Вы знаете, гиперборейцы обладали не только огромным ростом, их цивилизация владела удивительными даже для нашего времени знаниями. Потом последующие расы уже стали мельчать как ростом, так и интеллектом.

Удивляюсь, как это так «стали мельчать».

– Да это же проще простого! Тело гипербореев было более астральным, чем физическим, тела представителей последующих рас сгущались, в них все меньше было астрального, но все больше физического, понимаете? Так они постепенно уменьшались и стали в итоге нами.

Я не вижу, но чувствую щекой, как он смотрит на меня победно: все ведь вроде разжевал.

– Согласитесь, что это куда более реалистичная теория в сравнении со всякой ерундой про обезьян.

Уходит, уходит человечек куда-то, хоть и сидит рядом, то напяливая кепку свою, то, наоборот, снимая, а точнее сказать, это я начинаю терять с ним контакт. Справа за полями, недостроенными дачными поселками начинается лес, вглубь него ведет пыльная песчаная дорога, упирающаяся в небо, но под небом, я знаю, крутой обрыв, а дальше – река.

– А вы знаете, что там? – показываю рукой вправо, прерывая его очередной пассаж про наших предков всезнающих и нас, лилипутов-перерожденцев. – Там когда-то был берег моря. Вот буквально в километре отсюда сидел какой-то наш предок на этом высоком берегу, слушал шум моря, слизывал его соль со своих губ. Я не говорю «человек», я говорю «предок», вам это должно быть близко, а когда здесь появились люди, то моря они уже не застали, оно ушло, оставив вместо себя во впадине рядом с берегом реку.

Молчание с правой стороны удивленное, но краткое.

– То, о чем вы говорите, это уже относится к эпохе поздних атлантов, – опять продолжает свою лекцию человечек после трехсекундной паузы.

Осторожно возражаю ему, что, дескать, его гиперборейцы, сжимающиеся до атлантов, и так далее – это все не похоже на историю, то есть на настоящую историю, то есть такую историю, которая бы отражала последовательный процесс…

– Хорошо, а как бы вы описали в целом историю нашей брамфатуры?

На всякий случай поясняет отличие брамфатуры от шрастра.

Левая рука одновременно горит от солнечных лучей и мерзнет от ледяной струи воздуха, летящей из кондиционера. Я зачем-то читаю человечку лекцию, в которой мелькают такие слова, как «первичный бульон», «падение комет», «Гондвана», «динозавры», «палеолит». Я умею говорить. Могу говорить долго и нудно. Я профессиональное трепло. Человечек кивает.