Григорий Ряжский - Симулякр

– Тогда вы просто вернётесь к обычной жизни, товарищ Грузинов, и потому вам не следует ни о чём беспокоиться. Что у вас там, кстати, с почками? Сильно беспокоят?

– Которой нет, та вообще не беспокоит, – пожал я плечами, – а какая имеется, той вот-вот на гемодиализ. Или же в печку, вместе со всем остальным организмом.

– Ну это мы, если что, подправим, – не согласился Упырёв, – я, конечно, в таких делах не спец, но поверьте, они у нас есть, причём на самом высоком уровне. Я бы даже сказал, на мировом. – В это время мы заходили в уготовленный для меня апартамент, где, как я сразу обнаружил, имелось всё необходимое для вполне приличной жизни. Функционально помещение напоминало несколько улучшенный номер в профсоюзном санатории, специализирующемся на заболеваниях нервной системы. В смысле, на избавлении от них. Я это понял, отметив однородный колер излишне мягких тонов, в который были закатаны гладко вышкуренные стены, а также несколько украшавших их вполне милых пасторалей более чем наивного письма. Плюс стаканы из неколкого пластика и отсутствие столовых приборов колюще-режущего характера.

– Располагайтесь, Гарри Львович, отдыхайте. Ближе к вечеру принесут снотворное, так что ложитесь сегодня пораньше и выспитесь как следует. А завтра начнём. Да, через час у вас обед, уже знаете где.

Всё получилось, как обещал Упырёв: отлично покормили – практически вся еда соответствовала напрочь забытой организмом гамме вкусовых переживаний. Потом принесли таблетку, дали запить. Вежливо пожелали крепкого отдыха. Всё! За исключением одного – этой же ночью, как только подействовало чудотворное снадобье и я совершенно вырубился под воздействием этого не известного официальной науке средства, они провели с моим телом все необходимые манипуляции: анализ крови из пальца и вены, отбор мочи, проба на кислотность пота, пункция спинно-мозговой жидкости, отсос спермы через специальный зонд, рентгенологический снимок черепа, а также прочие МРТ, КТ и ПЭТ. И главное – к утру уже был выявлен достоверный диагноз относительно моей единственной почки. К сожалению, малоприятный. Именно так доложил мне полковник на другой день. При этом был он на удивление мил, улыбчив и вообще, заметно расположен.

– И чего же в этом такого радостного? – удивился я, услышав о неутешительном вердикте урологов, – потому что скоро сдохну, поскольку рядовому гражданину ВРИ гемодиализ не положен?

– Я, Гарри Львович, радуюсь не тому, что сдохнете, а вовсе наоборот – что проблема ваша легко разрешима путём самой обычной трансплантации недостающего органа. Да хоть и обоих: сначала – дурно работающего, а после – отсутствующего! – Он хорошо улыбнулся, искренне, и даже как будто освобождённо, словно в этот счастливый миг получил известие об отмене собственной страшной участи.

– Так где ж вы её возьмёте, товарищ Упырёв? – я недоверчиво уставился на него, – это же целое дело: свежий труп, он же донор, совместимость всех параметров, ну типа антигенов, резус факторы разные и тому подобное. Да просто приживаемость, в конце концов.

– Ну это не ваша забота, Гарри Львович, – отмахнулся полковник, – где надо, там и возьмём: вон их сколько в день бывает. Или в год, не помню точно. Да это и неважно.

– А как же оче…

– Очередь не для вас, товарищ Грузинов, – оборвал меня Упырёв, – очередь для остальных граждан, и то, если заслужат. А с вами так получается, что, если потребуется, так уж извините, выберем кого надо и грохнем. Типа спецзаказа. На госнужды Империи. А не приживётся, так будем грохать до тех пор, пока какая нужно почка не врастёт в ваш организм, как влитая.

– И за что же мне такое счастье?

– Ну об этом чуть поздней, Гарри Львович, думаю, сразу по завершении исследований по части наследственных заболеваний и проведения психолого-психиатрической экспертизы. – После этих слов он слега замялся, но всё же спросил, явно преодолевая некоторое неудобство, – Кстати, товарищ Грузинов, вчера, боюсь, упустили мы в суете, так сказать, буден, один вопросик. Надо бы тоже прояснить. И порешать. Потому что может оказаться важным в ответственный момент.

– Так спрашивайте, – милостиво разрешил я, – без проблем. Что за вопросик?

Я уже не боялся. Хотели бы грохнуть, дать срок или поразить в правах, давно бы осуществили. А раз так капитально возятся со мной, кормят в убой, кровь исследуют и на всё остальное планы имеют, то, стало быть, задумали чего-то точно не смертельное. Скорей всего, сам того не желая, я просто попал в эксперимент по вращиванию донорской почки в пустое место – там, где она когда-то была, а после быть перестала. Точь-в-точь мой случай.

– Так вот… – Упырёв, казалось, был немного смущён, поскольку слегка отвёл глаза в сторону, – хотели узнать ещё… Вы обрезанный, товарищ Грузинов, или нормальный, ну, я имею в виду, как подавляющее большинство более-менее рядовых граждан титульной нации? – Я удивлённо посмотрел на полковника: чего-чего, а подобного вопроса точно не ожидал. – Я объясню, Гарри Львович, объясню! – успокоительно замахал руками Упырёв, засекши мою реакцию, – Вы же, насколько мы в курсе, частично к еврейской нации примыкаете, верно? Несмотря что русский паспорт носите. Дедушка ваш, Моисей Наумович Дворкин, профессор покойный, ясно ведь какую народность представлял? Он же вас и вскормил, считай, единолично, без матери и отца, правильно? – Я согласно мотнул головой, ожидая оргвыводов, – Ну так вот и говорю: быть может, свозил вас ещё малым дитём в синагогу на Архипова, нынешнюю Когановича, чтобы, как говорится, чики-чик и в дамки? Он ведь, как мы знаем, совсем не редкий там гость был, на Архипова-Когановича. Сейчас там, конечно, самбисты тренируются, под бывшими сводами, так сказать, но в то-то время, как известно, маца в вашем доме не переводилась. Да и тейглахи сам варил, дедушка ваш, путер гебексы разные кухарил и вообще. А дома у вас, на Елоховке, ермолку не снимал, чуть ли не спал в ней, на клей присаживал. Тоже не ошибка?

– Тоже, – утвердительным кивком согласился я с его догадкой, – что было, то было. Но только никаких обрезаний, поверьте, не производилось: ни на Архипова, ни на Когановича, ни у каких-либо самбистов. Могу предъявить, если желаете, там всё чисто, без любой двусмысленности.

– Не станем унижать друг друга недоверием, – облегчённо выдохнул полковник, – вы сказали, я услышал: тем более, как вы уже, вероятно, поняли, любой обман или даже самое мелкое лукавство в нашем ведомстве не проходит. Потому что здесь – граница. И мы тут – пограничники вашего тела и нашего общего духа. Бойцы справедливости. Заслон нации. После нас – край, обрыв. Перед нами – пропасть. Как говорится, и на сраной козе не подобраться ниоткуда. И потому предлагаю сотрудничество по полной программе, товарищ Грузинов, от и до. Согласны?