Валерий Анишкин - Студент. Человек в мире изменённого сознания

Я понял Толстого, когда он, предвкушая удовольствие от чтения Диккенса, говорил своим домашним: «Там он сидит в моей комнате, дожидается меня. Как хорошо. Он любит слабых и бедных и везде презирает богатых»…

Латинский и языкознание нам преподавал Юрий Владимирович Зыцерь. Был он молод, вряд ли старше тридцати лет, и тянулся к нам, стараясь стереть грань статуса преподавателя и студента. Зыцерь как-то сразу расположился ко мне, отметив мое некоторое знание латинского. На одном из занятий я на память прочитал небольшой отрывок из первой речи Марка Туллия Цицерона против Луция Сергия Катилины, которую он произнес в сенате: «Quosque tandem abutere, Catelina, patientie nostra? Quam diu etiam furor iste tuos nos eludet? Quem ad finem sese effrenata jactabit audacia?» «Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением? Как долго еще ты, в своем бешенстве, будешь издеваться над нами? До каких пределов ты будешь кичиться своей дерзостью, не знающей узды?»

Латинский я более-менее освоил, когда пришлось обратиться к анатомии в пору моего отрочества. Тогда в полной мере проявились мои способности к лечению энергией рук, а к речи Цицерона я обратился, как к первоисточнику, который смог найти.

Когда я закончил чтение, Юрий Владимирович просиял и большую часть пары проговорил о Цицероне, о том, что всех речей, дошедших до нас, было 58, а также мы узнали, что Цицерон выступал с обличительной речью против Катилины не только по причине заботы о благе государства, но и по личным мотивам, так как Катилина нанес ему много бед и оскорблений, например. Отсюда и грубые выпады в адрес противника. Хотя это не мешает нам в полной мере воспринимать красоту речи, которая является эталоном классического латинского языка. Недаром Цицерон считается основоположником римской классической прозы…

Как-то, уже ближе к концу семестра, Зыцерь пригласил меня к себе домой. Мы уже довольно свободно общались, хотя я старался соблюдать естественную дистанцию, которая не могла не существовать между преподавателем и студентом. Мы с Юркой Богдановым ходили к Зыцерю на факультатив испанского, который он вел на общественных началах, и даже участвовали в концерте, посвященном сорокалетию Октябрьской революции, который режиссировал наш преподаватель.

– Можно мы с Богдановым придем? – попросил я.

– С Юрой? Конечно, приходите, – разрешил Юрий Владимирович.

Жил Зыцерь в четырехэтажном кирпичном доме, построенном специально для профессорско-преподавательского состава в пяти минутах ходьбы от института.

Мы поднялись на третий этаж. Позвонили в квартиру.

Открыл нам Юрий Владимирович. Он провел нас в скромно обставленную комнату. На стене висели полки с книгами. Посреди комнаты стоял круглый стол с двумя стульями, в углу у окна – мягкое кресло с торшером, напротив – диван с круглыми, откидными валиками. На этом диване наш преподаватель, очевидно, и спал.

– Извините за бедность жилья, – улыбаясь, сказал Юрий Владимирович.

– Бедность – не порок, – серьезно изрек Юрка.

– Я бытом заниматься не умею, да и не привык: ведь всё по общежитиям. Сначала университет, потом аспирантура, защита. В аспирантуре, нам с женой выделили комнату. Но опять в общежитии.

– А где жена? – бесцеремонно спросил Юрка.

– Она осталась в Питере, а я вот сюда.

– Что, не поехала, или учится?

– Не поехала, – развел руками Юрий Владимирович. – Наверно, мордой не вышел, – грустно засмеялся.

Шутка на уровне каламбура, потому что Зыцерь был на редкость некрасив. Узко поставленные мышиные глазки, по-негритянски вывернутые губы, большой мясистый нос, да еще оттопыренные уши. При этом высокий лоб мыслителя и хорошо сложенная фигура атлета. Правда, некрасивость пропадала, когда Зыцерь начинал говорить. Всегда это было образно и интересно. Язык его украшали точные метафоры и меткие сравнения. Так что, через минуту-другую общения никто уже не замечал его оттопыренных ушей и мясистого носа.

– Если честно, то женитьба, это наша с ней общая ошибка. Поженились на третьем курсе. Показалось, что любовь, но, очевидно, нас первоначально связала некая общность взглядов и интересов, которые со временем изменились. Я видел свою жизнь в науке, и быт для меня существовал, как понятие абстрактное и второстепенное, а из нее как-то незаметно выползла, а потом воцарилась мещанская сущность. Я постепенно понял, что это ее истинная натура. Как только я стал зарабатывать какие-то деньги после защиты кандидатской, пошли разговоры о том, как богато живут Пантелеевы, которых я знать не знал и видеть не видел. Чей-то муж «Москвича» купил, кому-то шубу достали, у кого-то хрусталем вся «Горка» забита. А у меня в голове докторская. Мой предмет увлечения – баски, точнее культура басков. Я же и кандидатскую защищал по баскам, причем, на испанском…

– А как усвоили испанский? – поинтересовался Юрка.

– Ну, во-первых, я в ЛГУ учился на филологическом, где кроме французского факультативно изучал испанский, а разговорный совершенствовал в естественной среде. У моей жены испанские корни. Ее привезли в нашу страну совсем малышкой, а потом в СССР перебрались мать, отец и старшая сестра. Я и в Испании побывал.

– Ладно, ребят. У меня есть вино. По рюмочке? – предложил Владимир Владимирович.

– А давайте! – не отказался Юрка. – Ты как? – повернулся он ко мне. Я пожал плечами

Юрий Владимирович ушел на кухню и вернулся с бутылкой мадеры и тремя гранеными стаканами, потом принес тарелку с конфетами «Мишка на севере» и яблоки в эмалированной миске.

Мы выпили. Юрка взял яблоко, я закусил конфетой.

– Почему об Испании говорят, что это страна басков? Ведь в Испании, насколько я знаю, живут еще кастильцы, галисийцы, другие народности, – блеснул эрудицией Юрка.

– Да, испанцы – потомки многих народов, но вне страны они все испанцы, хотя внутри такого единства нет. Местный житель назовет себя галисийцем, кастильцем, арагонцем, и так далее, но есть общие черты и для галисийца, и для андалусца, и для других, которые делают их испанцами: гордость, которая, правда, иногда доходит до абсурда, вспыльчивость, честность. Так что, большая часть населения страны считает себя испанцами. 38 миллионов в 17 автономиях.

– А тогда, где баски?

– А баски – это народ, который населяет так называемые баскские земли, расположенные на севере Испании и на юго-западе Франции. Кстати, происхождение басков – одна из самых больших загадок. Тысячелетиями сохраняя национальную самобытность, баски давно утратили единство и независимость, но все семь областей Большой Басконии, в частности испанские Баскония и Наварра, добиваются объединения и стремятся вновь обрести свою Эускади 10 10 Эускади – баскское название «Страна Басков» .