Дмитрий Строцев - Бутылки света

Дмитрий Строцев родился в 1963 г . в Минске . Закончил архитектурный факультет Белорусского политехнического института . «Бутылки света» – пятая книга поэта . Живет в Беларуси .

Пусть это будет речь атеиста о религиозном чувстве . Или о религиозно-поэтическом . И, значит, речь постороннего, посторонне-завистливая речь, может быть .

У Тургенева в «Отцах и детях» Аркадий говорит с любимой девушкой о Гейне . «Я люблю Гейне, когда он плачет», – говорит она . «А я – когда он смеется», – отвечает Аркадий . – «Это в Вас следы Вашего нигилистического воспитания» (кажется, так), – говорит девушка .

След моего нигилистического (атеистического) воспитания – в том, что я люблю не когда Строцев смеется или плачет (две стороны одного и того же; «смех сквозь слезы» – парадокс потому, что это вообще специально отмечается, смех и слезы неотделимы, как мясо от костей – кто-то сказал) – все эти его трагические и бурлескные сцены (сцены миру или Богу, которые поэт устраивает), бурлескно-трагические, изрядно отдающие Хлебниковым, а когда его стихи заливает ровный, чуть тусклый дымчатый свет, какой бывает летним полднем, – немного душный, чрезмерный, пряный (свет):

Причем источник этого света – в самих стихах, внутри них; кажется ничего за их пределами не имеет к нему отношения; мир з амкнутый: воскресенье, детская, игрушки на полу, полузанавешенн ое оконце, оса жужжит и тычется в стекло . Стихи этот свет создают на наших глазах: ткут, или прядут (солнечные лучи напоминают пряжу), или просто излучают . Чудо: слова начинают лучиться, попав сюда. Радость стихов (их самих, оттого, что они есть), нисколько не противоречащая драматизму . Драматическая радость, потому что почти театрально творится. Из предметов ( рукотворных: статуэтка, женское платье, детская игрушка, предмет мебели или обихода), а точнее – из их названий; из явлений и вещей природы (названий: растения, животные), из человеческих отношений или воспоминаний (детство и дети, любимая, часто – жена) .

Стихи, возвращающие мир в райское состояние блаженства (до падения ) . Или так: стихи, которые в каждом явлении, предмете, вещи видят и чувствуют (и оттуда вызывают ) первоначальную, фундаментальную радость . Ту, которая и была задумана изначально как основа мира . То ли детские считалки-скороговорки-песенки, то ли заговры, то ли чуть невнятная, задремывающая речь растений, с этими переменами и перебивами, но всегда гармоничными; стихи поют себя (изменения мелодии, следование ей) .

Тихая, почти незаметная (потому что она во всем, везде в его стихах, не локализована и неотделима от них) религиозность стихов Строцева . Не стихи о Боге или вере или какой-то такой проблематике (нисколько религиозной рефлексии) . А рожденные религиозным взглядом (не нуждающимся в рефлексии и даже ей противоречащей; редкое сейчас качество, а нам есть с чем сравнивать: религиозных стихов сейчас отчего-то – или же понятно отчего – в изобилии) – на мир, у которого есть Творец, и Творец мир не оставляет вниманием, и постоянно говорит с ним (а поэт, как и положено, Ему отвечает), и следит за ним, и всякая Тварь (кроме человека, разумеется) знает об этом и по-своему славословит, поет Божество . На радость отвечает радостью .

П ение радости, «славься», гимнический характер стихов Строц ева . Почти животная религиозная радость, ну, или радость растения, поворачивающегося вослед солнцу:

или птицы:

Впрочем эта религиозность и ни в чем не нуждается (не только в рефлексии или в осознавании себя – она себя почти не осознает как что-то специальное), но чуть ли и не и в самом предмете веры. Религиозность, настолько заполняющая существо говорящего-поющего-летящего, что предмет ее не отделяется от него (отделение предмета веры было бы равносильно исчезновению поющего) и, значит, не превращается ни в предмет, ни в объект . Состояние, в котором границы между утверждением и отрицанием, славословием и кощунством («мы утверждаемся в сиротстве / как объясняемся в любви») стираются и в котором кощунства просто не может быть, что бы верующий ни произносил (и, скорее, дело в том, как им произносится – в самозабвении, в самозаговариван ии, с этими бесконечными нагнетающимися повторами):

парадоксальная, редкая ситуация, которую нелегко встретить где-то еще, кроме как у Строцева: Богу говорится, ему жалуется (безличный глагол) о Его отсутствии . Бога нет – вовне, потому что есть «я» и мое «внутри» («мой Бог») .

Бог внутри меня, как и внутри чего угодно другого: дерева, камня, игрушечного коня – в каждом из них, а не в мире как в их континууме («на белом свете») . Не пантеизм и не буддизм, потому что все дело в отдельности, единичности, «личности» предмета и в личности, единственности Бога (и его принадлежности «мне») .

(Мы прекрасно понимаем, что возможно и другое прочтение: «Бога нет на этом белом свете» – с акцентом на «этом» – означает покинутость, оставленность; оттого отсутствующему Богу и «жалуется» (безличный) . Однако третья строка, разворачивающая ситуацию отсутствия, ее детализирующая – Бога, Духа, Сына – скорее, подтверждает первый принятый вариант . Впрочем, обе трактовки соединимы, и безо всякого противоречия, по заданной модели, где утверждение в сиротстве и есть объяснение в любви: Бога нет, не «несмотря на то», а «именно потому», что Он есть . )