Владимир Губайловский - Судьба человека

А слово станет, станет словом
и, перебравши чересчур,
пастух прочтет своим коровам
Платонов «Пир» и «Чевенгур»,
и, закативши бельма к небу,
косноязычный, как Терсит,
свою замусленную требу,
как истину провозгласит.

Однажды вождь и учитель
в конце тридцатых годов
спросил у своих придворных
исторических матерьялистов:
– Скажите, а есть у нас
живые идеалисты?
Ему ответили:
– Есть.
– А много ли?
– Единственный идеалист
у нас Алексей Лосев.
– Если один, пусть живет, –
изрек учитель и вождь,
и Лосева больше не трогали.

Люди сажают картошку.
Поле пашет смиренный мерин.
Когда он идет на Север,
прокладывает борозду,
я картофелину бросаю.
Когда он идет на Юг,
борозду засыпает.

Мерин ходит по полю,
как маятник ходит мерин,
как смена времен года:
лето, зима, лето.

Женщина говорит:
«Дай Бог, чтобы уродилась.
Дай Бог, чтоб ее хватило
в зиму, скотине и людям».

Облако встало над нами
в небе пронзительно синем.
Но почему же душу
мне тоска разрывает?

Мы сидим на террасе
перед столом накрытым.
На столе огромное блюдо
картошки с домашней тушенкой.
Надежда Иванна вносит
мой любимый салат – охотничий:
помидоры и сладкий перец,
репчатый лук и приправы,
пять минут кипятить в масле,
и можно закатывать в зиму.
Разбавленный спирт в стаканах
мы пьем, чтобы уродилась,
чтобы были дожди и ливни,
чтоб хватило тепла и света.
Но почему же душу
мне тоска разрывает?

Люди сажают картошку,
чтобы съесть ее ровно за год,
чтобы снова сажать картошку,
чтобы съесть ее ровно за год.

Охломон – от греческого «охлос» – толпа. Судьба
неизвестна, сочиненья, скорее всего, обратились в дым.
Впрочем, это случилось не с ним одним.
Возможно, саркастический псевдоним.

Анаксагор в основанье всего положил Ум.

Парменид говорил: Cogito ergo sum,
или что-то близкое в том же роде,
правда, в греческом переводе.
Излагал свои сочинения в виде поэм,
не стеснялся ритмических подпорок
чем
и дорог.
Встреча философов маловероятна,
но многочисленные белые пятна
в биографии и того, и другого
не исключают такого.

Фраза, судя то тону и напору,
принадлежит Протагору.
Довольно загадочная фигура.
Есть мнение, что ему принадлежат многие
платоновские диалоги.
По этому поводу существует целая литература,
и рано еще подводить итоги.

Сократ был лыс как колено.
Несомненно
искаженье фактов, обычное в эклектическом стиле:
У Ксантиппы волосы были.

Источник, скорее всего, точен, как это ни странно.
Вероятней всего ссылка на Лукиана –
«Философы или пир лапифов» –
довольно свободное переложенье известных мифов.
Мужчина, вероятно, находился в состоянии покоя
или атараксии. Такое
поведенье было довольно широко распространено,
во всяком случае, приветствовалось как идеал.
Лосев, в пятом томе «Эстетики», отмечал,
что стоик и бесчувственное бревно
не одно
и то же,
хотя и очень похоже.