Андрей Тавров - Державин

Стеклянный Блерио с гуляющими плоскостями!
Полет к белым богиням
к ангелам со стеклянными лицами
длинноногими с русским акцентом
к купальникам чайкам в мазуте

озеро что разрезает – безбрежно
нет у него берегов
а стекла тихи словно сад после удара яблока

Брюхо Левиафана это лицо Ахава
видящее на дне океана
ушко иголки

жилы и белые ребра
прыжок сквозь них

не выходит ли солнце
на берегу гаража

и она идет почти как
девушка

гаража

почти склоняя волны

не восходит ли

это кошка по имени
нэнси
на берегу гаража

Шевелящиеся
норы небесных кротов
взятые в силуэт героя
глаза его сини
как зажигалка
как камень пращи
зависший в невесомости лба

грезила собой не потому ли
синее может сгуститься
о белый жирный тюлень стихотворец
с пугливым оком газели

когда рыбы смотрели в глаза
из садка в магазине
прошел сквозь жабры вместе с водой
стал морем конем оторванной пуговицей
как медленно зреют вещи
достигнув уходят от пальцев

тело ее сливается с буквами
их частями
идущими ниоткуда
шевелящимися
мазутной пленкой на зыби
оскал зубов безупречен
в рыбе позвоночника в походке
подъемная сила боинга

тело вложено в тело
камнем в круги плечистые озера
воздухом в гремучую каменоломню

вот черная ласточка вот
блеск антрацита –
крыло в зеленом спирта огне

белое тело в розовом ветре ладоней
доступное исчезновенью

Комната с ангелом входит в комнату в которой ангела нет
Пустая комната входит в комнату в которой ангела нет

Куб с воздухом входит в куб с воздухом
Куб с воздухом неотличим от куба с воздухом

Длинная дорога на которой не осталось ни коня ни дороги
Та же самая на которой остались конь и дорога

себя она ловит тенью
описывая по холму ищущие ее эллипсы
кто ты говорит прохожему

всадник верхом по дороге –
за плечом смерть, за решеткой забрала птица

в ржавчине зимой охват тени растет с холма
достает до леса
зимой прохожий черный на белом
в ушанке
оба задают вопрос нащупывая

за плечом смерть в шлеме птица

цилиндр ржавого цвета
с рыскающей тенью сегодня и завтра
накрывая попеременно
зеленые травы желтые листья снег

сгустятся ли бессонные эллипсы
в сеть птицелова
с мелодией единственной птицы
сгустятся ли в башню башню

конь движется без остановки
в покое всадник смерть за плечом
ищет

кто кого ищет вокруг башни ржавого цвета
кто исчезает на склоне холма
или появляется на дерне
перекопанном кабанами
видит ли башня его когда его нет

исчезает ли в полдень
идет ли он по траве
или шел уже к башне в неустанных петлях
кто ты говорит башня

из забрала всадника вылетает птица

Осенью рука долгая как голубь
забывает откуда пришла и себя забыла
лодка по небу плывет кричит как гуси
в облака лицо свое окуная

от крика до крика не развести руки
с совой на плече без головы бродяга
смотрит через сову на листопад и поезд
голова с очами летит на север

с лиц серебро сходит ведь близко уже ангел
с серпом и трубою а в поезде едут
мужи и девы и молчат годами
вспоминают кого забыли на перроне

а забытая ходит по станции кривит красные губы
имя свое выговорить не может
а выговорит рухнут небесные звезды
ожившие шевелящиеся как огонь иль лодка

досель красных лебедей кличет станица
разгибают смертную букву как рука подкову
и черемуха выпуклым веслом загребает воздух
и качается в любовниках красное пламя

идут опасливо, скользя
как будто бы по льду
и мудрецы и звери и сады
себя самих чтоб не спугнуть
как муху или птицу или смерть

собаку видит ангел сеткой сил
и удлиненностью движенья
простого чистого
и в сетке словно спит младенец

ей заскулить – что розу приоткрыть
иль птице
ответить тишине
всей сутью начиная с теплого яйца
до этой гавани из тиши под крылом

а мудреца он видит
как возможность
быть речкой льдом цветком конем собакой
самим собой – всем сразу как порыв
единый ветра стадо свеч колеблет

ангел это сдвиг
а не субстанция не в крыльях зверь
не бык небесный – сдвиг
от формы к сути
но не суть иль форма

от сути к форме
только в этом сдвиге
есть все что есть
и рыба видит рыбу словно бога
еще туманного
с хвостом и плавниками

все живо тем что полуголый мастер
стоит как разошедшееся небо

Между вещью и глазом
воздушны леса не вещей
раскачивает их всевидящий ветер
будто полуузнав тебя будто припомнив
трогает профиль не выдохнутый еще до лица –
смотрит в угольную каменоломню неба
выверяет в сжатых лучах
соответствия точно плотник прищуривается на фуганок

текучий объем вдоль лица льва и царя-сирийца!
вдоль дрейфующего в птичьем узкогрудом небе
– дирижабля
прикидывая живучесть глаз протяженность вдоха
сверяет ветер-державин
сырую оптику незакрепленного глаза
с безкорневым подъязычным словом –
осилят ли сами себя, выявят ли, оглохнут?

Запускает медвежьи когти кривых лучей
в изначальное небо в звездную шкуры изнанку
в лучевые нити живого еще зверя
сошедшиеся в кулаке в кулак
что держит внутри череп внатяжку как коршун – небо

под стук сухой осыпается мел
лира и труба не согласуются

Возня времен! воздушные сады
аэропланов лилиенталей!