Андрей Томилов - Охота как образ жизни. Сборник рассказов

Петрович осмотрелся, оценил обстановку и, обращаясь к милиционерам, как можно мягче заметил:

– Что ж вы, сучьи дети, ни жратвы с собой не взяли, ни даже посуды?! Таежники засраные.

Сержанты, почувствовав твердость в голосе говорившего, смахнули улыбки и приосанились:

– Нам же сказали, что в зимовье жить будем, там и посуда есть, и жратвы море, особенно полно мяса…

С последними словами они, как бы в подтверждение, в поддержку, кинули глазами по сторонам, по пустым полочкам и, не обнаружив ничего съестного, а особенно мяса, уже более потухшим голосом сообщили, что они взяли с собой две булки хлеба и картошки. Правда картошка как будто уже замерзла, еще в аэропорту.

Они смолкли и стояли потупившись. Петрович снова обвел их глазами, будто видел впервые, и, уперевшись взглядом в растоптанные валенки одного из них, отвернулся и зло сплюнул:

– Тьфу ты, мать вашу!

Охотовед, забившись в угол, швыркал горячим чаем и молча наблюдал за происходящим. Потом хмыкнул и вмешался:

– Да ладно тебе, Петрович, успокойся ты, главное, что бракоша где-то здесь, надо разработать план его захвата.

– Какого захвата, его еще найти надо, он здесь уже неделю не появлялся и неизвестно когда появится.

– С чего ты взял, что неделю?

– Сам посмотри, какой куржак на потолке…

– И что ты предлагаешь? – несколько растерянно спросил охотовед.

– Предлагаю идти до базового зимовья. Я вообще не понял, почему мы здесь высадились, – хотели же найти геологическую базу. Кузнечик надул губы и замолчал,

– Ночевать здесь мы можем только стоя, – продолжал Петрович, – поэтому срочно, пока есть время, нужно отправляться дальше.

– А это далеко? – чуть не в голос спросили сержанты. – А то мы на лыжах-то не шибко…

– Я заметил, что вы не "шибко" и не только на лыжах, – буркнул егерь.

Охотовед, кажется, принял решение и более твердым голосом заявил

– Идти, значит идти, собираемся.

Быстро скидали остатки трапезы по рюкзакам и стали разбираться с лыжами, вылавливая из общей кучи более понравившиеся. Только Петрович, не принимал в этом участия, его, подшитые камасом, легкие и очень удобные лыжи, стояли отдельно, особняком, и будто сами кидались хозяину под ноги.

– Вам бы тараканов на теплой печи ловить, а не браконьеров, – ворчал Петрович, ожидая, когда бригада напялит лыжи и пристроит два рюкзака на три спины.

Один из сержантов, тот, что просто сержант, спросил:

– А с картошкой-то что делать?

– Да брось ты ее здесь.

Тот вывалил мерзлые клубни на снег. Они сбрякали друг о друга и раскатились.

* * *

Петрович на своих широких лыжах легко шагал впереди и нервничал, что идти приходится в полсилы, постоянно ждать растянувшуюся "группу захвата". Он понимал, что такими темпами они до базы могут добраться разве что к утру. Кузнечик тоже оказался никчемным лыжником, да еще тяжеленный кавалерийский карабин постоянно сползал с его покатого плеча и путался в растопыренных коленях.

Наконец сержант, который был старший и был в валенках, повалился на снег и даже рожу не отворотил, так и запахался в белую целину своей красной, разопревшей физиономией.

Пришлось откачивать его и отправлять обратно в зимовье, в "резерв". Так решил охотовед, хотя было видно, что он бы и сам не прочь отправиться в тот резерв, – руки у него дрожали, а бока ходили ходуном, выталкивая в морозный вечерний воздух клубы пара.

Чуть передохнув и убедившись, что валеночная милиция благополучно скрылась за поворотом, поредевшая группа двинулась дальше.

Через какое-то время, вдруг прямо перед Петровичем возник человек. Вроде и место чистое, а вот как-то не увидел его егерь, будто из-под земли выскочил. Тем более, явление показалось нереальным из-за внешности появившегося. Это был цыган. Во всей своей красе цыган. Конечно, не в плисовой рубахе и не с огромной серьгой в ухе, но…

Одно дело встретиться с таким в поселке, и совершенно другое здесь, в тайге, в глухомани. Ну не увязывалось это понятие: цыган и охота, всё равно, что еврей – оленевод.

Короткая, ловко скроенная куртка, распахнутая настежь, непокрытая курчавая, с черными как смоль, длинными до плеч волосами голова, гордо откинутая назад. Легкая, изящная походка на широких камасных лыжах, он быстро и смело подкатил к Петровичу. В руке зажата вязаная шапочка. Ни злой ветерок, ни морозец вечерний, казалось, не трогали его вовсе. Да и лицо, чисто цыганское, смуглое лицо, даже не имело признаков пота или усталости.

Конечно, егерь сразу узнал его. Это был Володя, он уже несколько лет живет в поселке, даже год или два работал в промхозе, но что-то не сложилось, и он бросил. Парень был спокойный, приветливый и вот тебе на, – браконьер. Правда, в краях сибирских браконьерство никогда не считалось преступлением. Звание браконьер подразумевало умение добывать в тайге чего-то большего, чем простой охотник, умение выжить в каких-то сложных ситуациях. Не унижало это звание сибирских мужиков.

Встретившиеся поздоровались, перекинулись парой слов, потом Володя спросил:

– Меня, что ли, ловить приехали?

– Если ты здесь за хозяина, то выходит, что тебя.

Подтянулся запыхавшийся, взмыленный Кузнечик, и, путаясь в карабине, выдохнул:

– Имею полномочия… предлагаю добровольно… факт браконьерства установлен…

Он еще долго пытался что-то высказать, но сбитое дыхание не позволяло ему сформулировать мысль.

У цыгана полыхнули жаром глаза, но он их тут же притушил, смежил опушённые инеем ресницы, и волнение выдавали лишь заходившие желваки:

– А где ты браконьера увидел? Ты что меня за охотой поймал? Или оружие у меня есть? или я в поняге соболей несу? В чем заключается браконьерство? Я, может быть, просто живу здесь в экстремальных условиях, романтики набираюсь, может, я книгу хочу написать, а ты сразу, – браконьерство.

Кузнечик, было, поперхнулся такой наглостью, но тут же справился и, сдерживая себя, заговорил:

– Во-первых, не "ты", а "вы", а во-вторых, факт браконьерства мы докажем, для того и прибыли сюда.

– Вот и докажи сначала.

– И докажу.

– И докажи… Ладно, на разговоры у нас еще будет время, надо определяться, где ночевать будем.

Петрович согласно кивнул головой и посмотрел на огромный диск солнца, уже потерявший свою дневную яркость и повисший теперь над кромкой горизонта, будто отдыхая перед последним броском за эту линию, на целую ночь, на отдых.

– В ночуйке, сами видели, все не поместимся. Пошли на базу. Сержант, не принимавший до того участия в разговоре, вытянул шею и чувственно спросил:

– А это далеко? Я, кажется, все пятки смозолил.

– Пятки твои, и проблемы твои, я тебя сюда в гости не звал, а до базы часа два ходу…, ну тебе с охотоведом, наверное, часа три.