Владимир Аристов - По нашему миру с тетрадью. Простодушные стихи

Сидели с ним мы
вечером перед закатом
И лакомились теплым молоком
Раздумывая, кому бы поручить
судьбу свою
Но все же, его в карман не спрячешь, мой кот объемистый, хотя и легкий
прошу его не есть последний день,
чтоб нашу участь облегчить…

После дождя на детской площадке
нет никого
только сизых четыре голубя
гуляют примерно в одном направлении
пересекаю косо их путь и я

Солнце! Волшебное солнце!
нарисованное детской рукой
замешанное на этом мокром песке
шевелится, наверное, здесь под землей

из-под земли метро на «Юго-западной»
ты вышел в вечер
в воздухе неповторимом
взглядом ты смешал
чернильный цвет суровый край стеклянных
зданий
и темную младую зелень
в высоте была видна «Звездочка – торговый центр»
два желтых хомута «Макдональдса»
и подлинная над ними звезда
теперь не сквозь очки, но очи
из 30-х годов
ты смотрел
недоуменным его зреньем
смотря на все это вечернее
замечая лишь детали
поскольку ты был рассеян во времени во всем

В остановившемся лифте
где панически моргающий свет
звуки все прекратились
и свет стал тускл
взгляду не на чем остановиться
стены светлы
видел только двустворки белой
ничем не запятнанной двери,
без единого пятнышка или нацарапанной надписи
вспомнил почему-то надпись на белой колонне часовни
семьи Эрлангенов:
«Эрланген, помоги мне обрести
высокооплачиваемую работу»
полчаса скуки, но вот кому-то ты руку уже
пожал вовне

Цыган спустился с неба с парашютом
прыгнув в аварийный люк в аэротакси
на всякий случай ему сказали: «Прыгай»
когда еще летел, подумал «Зря»
ведь вертолет над ним спокойно улетел
всем тамбуром ему собирали средства
ему сказали:
«Важен первый опыт»
теперь вот на берегу рукотворного моря
чего-то ждет

мобильный остался в кабине
к нему прибился белый пудель
такой же бездомный как и он
закутав колени в коричневый купол, у моря он ждет чего-то лицом

Залившись пьяными слезами
Ты слушал поэтов голоса
Тупая, как жизнь, сквозь
ладонь к тебе вошла
Патефонная игла
На той же ноте задержавшись
Все повторяла ты себя
И не тебя, и не себя любя
Соскакивая сквозь уха седину
не в память – в ямб
По-видимому, сапфировая игла
тебя вела
туда к повторному все голословнее
глоссолалическому голосованию

в слюдяное окошко
оно сминается но не бьется
но трещины прошли по лицу твоему

Синее оно или голубое
между ними
прозрачная вода неназываемая
и в промежуток вошла смерть-эвфемизм

Голубовата она вода и назвать ее
тяжесть ее несравненную несметную
назвать и глубина ее имени
именно этой оставшейся нашим лицом воды

Сквозь темное стекло
я видел его черное неподвижное лицо

Этот запертый бар в городском аэропорту

Он был там охранитель покоя
негром его я бы так прямо так сразу не решился назвать
лишь афроамериканцем
иль кафро-африканцем, допустим
Лицо его без изъяна, лишь щербинка на темном стекле
Но створки он мне не открыл
Я просил отворить – что-нибудь жидкое выпить
пусть холоден кофе
Но он молчал
Это его лицо непонятно мне было
цветом и темнотой полуприкрытых век

Тут внезапно подошел человек
назвавшийся милиционером —
Я ему рассмеялся в лицо
Даже негр улыбнулся сквозь стекло
Мы мысленно сказали ему, что «мили» на «поли»
сменили дано
(секрет милишинели)

Он сказал мне, что я неправильно
припарковался
на той стороне Садовой

Мы с негром сказали «Очнись»,
какая Садовая, мы в аэропорту