Андрей Киров - Про золотую рыбку (сборник)

– Что случилось, Светлана Борисовна! – помимо воли, воскликнул я, словно после увиденной пикантной сцены в кабинете директора заимел право задавать вопросы его любовнице.

Шарик, гавкнув пару раз, радостно завилял хвостом, сразу забыв про отравление, не долго размышляя, метнулся к девице и сделал попытку ткнуться носом в её скрещенные ноги в самую основную эро-тему на женском теле. Даже собаки понимают настоящую женскую красоту и к ней неравнодушны, отметил я, ловя себя на завистливой мысли, что в этот миг и я согласился бы стать собакой, чтобы так нахально сделать, как сделал пёс.

– Отстань, не до тебя! – секретарша отодвинула коленкой собачью морду в сторону. Четвероногий друг собрался было обидеться, посмотрев на меня красноречивым взглядом, дескать, сейчас я ей скажу на русском языке, такое скажу что-нибудь сильное и образное, чтобы она поняла, что собаки тоже люди, – неравнодушны к красивым девушкам. Но, поймав мой предостерегающий взгляд: «Ты забыл, о чём мы договорились в цеху?» – промолчал, быстро нашёлся, улёгшись у её ног и непринуждённо положил голову ей на ступни, одетые в те ещё туфли. Я опять поймал себя на завистливой мысли, что собакам в этом плане более свободного, фривольного отношения к красивым женщинам гораздо больше повезло, чем мужчинам; ни ухаживать не надо – дарить цветы, водить в ресторан, катать на автомобиле, тратить деньги и бензин, и потом, после плохонького засада по примитиву кидать деньги на множество дорогих, но ненужных с практической точки зрения дамских предметов. Я бы тоже с удовольствием, будь я четвероногим другом реально красивой дамы, такой, как Светлана Борисовна, с удовольствием положил бы голову ей на ступни или куда повыше, чтобы хоть на несколько минут, пока у неё хорошее настроение или наоборот, либо пока не пришёл двуногий мудила с цветами, бутылкой иностранного пойла и упаковкой таблеток для стоячки в кармане, судорожно сжимая их в руке и гадая – будет после их принятия нужный эффект, тем более после шампанского, прикоснуться к дару богов, а этот пинчер-лаб обнаглел – вывалил свой блестящий, мокрый, в каком-то белёсо-зеленоватом налёте язык, – видимо, и в самом деле хватанул из банки гадости, что даже его лужёный желудок начал подавать сигналы sos, – и положил на её остроконечный, как копьё викинга, носок дорогой туфли, купленной легаром в магазине дамских ботинок, а девица и не заметила, погружённая в свою печаль.

У меня появилась замысловатая мысль, что могло случиться, когда я ушёл из кабинета, имеющее отношение к непристойной сцене, невольным свидетелем какой я был. Меня так и подмывало спросить секретаршу, в чём причина её кислого состояния, ведь ещё каких-то тридцать-сорок минут назад она находилась, если и не в отличном настроении, то по крайней мере психологически нейтральном по отношению к объективной параболе Би-Бопса, но девица без посторонней подсказки, давясь словами, всхлипывая, дала волю чувствам:

– Максим Степанович… Максим Степанович… Максим Степанович…

Тут на меня снизошло озарение, и, не веря, что это и в самом деле произошло, чуть не задохнувшись от радости, я высказал свою догадку вслух:

– Копыта отстегнул!!?

– Инфаркт! – Всплеснула руками секретарша, совсем как одна знакомая пожилая дама из нашего подъезда, когда её пьяного мужа увезла скорая в пятое травматологическое отделение городской больницы, после того, как он в пылу скандала с женой, пытаясь ей что-то доказать, выпил бутылку водки из горла и выпрыгнул с пятого этажа на цветочный газон под окнами панельного дома, в котором проживал с этой женщиной с 1986 года. Ему квартиру дали, как победителю соцсоревнования, как раз перед приходом к власти Мишки, за звание лучшего бич-мориссона (т. е. передовика производства) в их строительно-монтажном управлении-115; выпрыгнуть-то он сделал дурку, – дело было весной, пенсионерки накануне праздника трудящихся Первое мая, уже летали майские жуки, тепло было в том году, и на берёзах появились листочки, город готовился к демонстрации, все предприятия начищали флаги и духовые музыкальные инструменты, насадили на газоне цветов: всяких гладиолусов, флоксов и ещё каких-то осенних, от них в сентябре запах идёт дурью. Но пенсионер при падении клумбу не помял, – зря пожилые дамы беспокоились, потому что на клумбу не попал, а упал рядом, на асфальтированную дорожку, как раз накануне каток трамбовал асф, и всего-то сломал пять рёбер, позвоночник в двух местах, бедро, получил сотрясение мозга и так, по мелочи, многочисленные разрывы и ушибы внутренних органов и переломы рук и ног; пенсионерка потом в больницу ходила и всё укоряла мужа, какой он упрямый долботрон [33] долботрон – дурак, мудила из Гороховца , – всё делает по-своему, хоть дрын на лысине строгай, пока он не умер.

– Одним гадом меньше! – помимо моей воли, вырвалась у меня ещё одна бестактная фраза, – так я обрадовался, что мне за сегодняшнее утро хоть один раз вчистяк повезло не ходить за самогоном к Галине Петровне! И теперь отпала необходимость решения проблемы с директором, как я её успешно решил до этого с начальником и мастером. А я уже, пока вёл Шарика в медпункт, начал себя готовить морально и психологически к решительному поступку, после того, как сдам собаку Виолетте Александровне; хочешь не хочешь, а обстоятельства вынуждают навести дуло пистолета на несимпатичную физиономию постперестроечного эксплуататора. А теперь – веселись душа, пой песни! Как всё образовалось само собой чудесным образом! Ах, какая молодец эта девчонка секретарша! Хотя сама об этом не знает. Отправить слугу Вельзевула прямо к последнему на брифинг, и сделала это весьма экстравагантным способом – сексом! Да её надо занести в книгу Рекордов Гиннеса! (Так что, красивые девчонки, мотайте на ус, дурочки прекрасные, как надо без шума и пыли избавляться от зажиревших лепил-бизнестрансов, но перед этим не забудьте выйти замуж и подписать брачный контракт на сто процентов от бизнеса, то есть, сами понимаете, да?) Из чувства благодарности я готов был расцеловать секретаршу и даже без задних мыслей, расцеловать как сестру, как близкого друга, который мне оказал такую классную услугу, и даже отстегнуть ей американского бабла из пачки начцеха, – пришла мне такая мысль в голову, но не до конца.

– А он мне обещал выдать премию за прошлый квартал, подарить французский автомобиль, купить норковую шубу, бросить эту зажиревшую бегемотиху – жену, жениться на мне и провести медовый месяц на Багамских островах! – Секретарша, кажется, и не слышала мою последнюю эмоциональную реплику, погружаясь с головой, ушами и пятками в своё детское горе Золушки. (Надо отметить, что эта девушка по своей психологии была стопроцентной Золушкой – то есть такой красивой девушкой из бедной, малообеспеченной семьи, раздвигающей ноги для мужчин, поманивших её из иностранного автомобиля зелёными бумажками с портретами американских президентов, и мечтающей выйти за них замуж, будь они самыми последними импотентами, отъявленными мерзавцами, проходимцами и пидорами. Хотя, как выяснилось позже, я был не совсем чтобы прав, и эта девушка делала исключение из кодекса поведения отнюдь не сказочных современных Золушек.) – А я, как дура, поверила ему, – продолжала она раскручивать свою пластинку, – и отказала в руке и сердце одному парню из топливно-энергетического бизнеса, обещавшего мне, если выйду за него замуж, нефтяную вышку в Новом Уренгое! Ой, какая же я дура, я – дура, я глу-у-упая! А-а-а-а-а-а-а-а-а-а! – Заревела, как сигнальная машина, Светлана Борисовна, повалившись на диван и уткнувшись красивым личиком в залоснившийся кожзаменитель дивана. – Ккакая же я дурында амплитуарная! Сейчас бы сидела всей попой на вышке, вертела бы мужем, как Арлекином, и по фигу мне были бы все кризисы в Североамериканском анклаве! – Секретарша, дав волю своим чувствам, забилась в истерике, нащупав золотоносную жилу мазохистского удовольствия, на которую падки многие представительницы прекрасного пола, особенно среди особ, склонных к синдрому Пейтца-Егерса.