Александр Бедрянец - Реактивный авантюрист. Книга первая. Обратная случайность. Книга вторая. Реактивный авантюрист

Ну и хитрецы! Даже баб понабрали для прикрытия в расчёте на нашу простоту. Не пройдёт! Катя, скоро?

Все оторопело молчали. Я думал о Ласкирёве. Если бы его сюда, то что бы он сказал о тёртых партработниках, легко обрабатывающих бригадиров? Послышался голос Петра Адамовича, который злобно глядел на Крылова и бормотал:

– Идиот! Будет тебе сейчас почин. Предупреждали же русским языком – нечего здесь делать. А теперь готовься.

Я спросил:

– К чему?

– Разве не видите? Коновалов их специально провоцирует на какую-нибудь грубость или глупость. Как коршун ждёт повода, и тогда…

– Что?

– Да свяжет ремнём, кляп в рот и сдаст в КГБ. Для него не проблема, не впервой уже. Лось здоровый, при нужде всех тут уложит. Пока оправдаешься – карьера к чёрту, а ему хоть бы хны, он же не коммунист.

Женщина рядом сказала:

– Боже, как во сне. В жизни бы не подумала, что такое бывает. А почему вы не вмешаетесь, Пётр Адамович?

– Неохота рядом с Крыловым связанным лежать, а потом оправдываться неизвестно за что. Я Коновалова получше вас знаю, рисковать не хочу.

Но Крылов сломался. Глянув в горящие азартом глаза Коновалова, он понял, что этот дуболом и в самом деле сейчас позвонит ничего не подозревающему Фелюгину и вывалит тому всю эту ахинею. Дальнейшее представлять было сложно, к тому же времени на анализ уже не было – секретарша набирала номер телефона.

– Товарищ, э-э, Коновалов, если вы хотите звонить в обком, то звоните товарищу Кирееву, он в курсе нашего мероприятия. И это, партбилет я не терял, если желаете, то можете взглянуть.

Коновалов положил трубку, подошёл и, глядя на раскрытую книжечку в руках Крылова, внимательно сличил фотографию с оригиналом, а затем сказал:

– А что? Я вам верю. Вон какие на фотографии у вас честные глаза. Преданность партии из них так и прёт. Всё. Снимаю с вас подозрения, товарищ Крылов.

И, обращаясь ко всем:

– Надеюсь, вы, товарищи, не обижаетесь на мою бдительность. Сами понимаете – живём в империалистическом окружении, да и внутренний враг не дремлет. Лучше уж перебдеть, как говорил кто-то из великих, кажется, Дзержинский. Впрочем, неважно кто, важна актуальность. Итак, продолжим знакомство. Я думаю, красная ручка уже не понадобится.

И процесс пошёл быстро. Женщина рядом оказалась экономистом Еленой Павловной. Я, не колеблясь, назвал Ласкирёва и его должность.

Коновалов задумчиво произнёс:

– Знакомая фамилия. Однако спасибо товарищу Ласкирёву. Радетель. Послал представителя. Надеюсь, в случае ущемления прав рабочих вы обязательно доложите по линии. А где товарищ Мылов?

– Он заболел.

Заминка вышла с Аллой Фёдоровной, она зло смотрела на Коновалова, но общаться явно не желала. Тот и бровью не повёл:

– Немножко задержимся. Я сейчас звякну участковому и думаю, что пока будет идти собрание, он за это время допросит подозрительную гражданку и разберётся. Надеюсь, вы не сбежите? Нет, я вам случая не предоставлю, запру в кладовой с любимыми вашими метизами.

Раздосадованный заместитель подошёл к строптивой бухгалтерше и что-то тихо, но резко ей сказал. Та по лошадиному мотнула головой, в ярости полезла в сумку, вырвала листок из тетради, написала данные и протянула листок Коновалову:

– Тебя это устроит?

– Вполне, Алла Фёдоровна. Благодарю.

Коновалов приветливо ей улыбнулся, а затем обратился к остальным:

– А теперь к делу.

И начал слушать речь зам. управляющего.

Секретарша с красным лицом и остановившимся взглядом, захватив какие-то папки, вышла и хлопнула дверью в соседнее помещение, очевидно бухгалтерию. Вскоре оттуда донеслись звуки многоголосого здорового хохота.

Пётр Адамович вышел в коридор перекурить, и я вышел вслед за ним с той же целью. К нам присоединилась Елена Павловна и ещё пара членов делегации.

Я сказал:

– Думаю, что наше пребывание здесь крепко повеселит здешний народ.

Елена Павловна пробормотала: «В других местах над нами тоже посмеются» и обратилась к Петру Адамовичу:

– Этот ваш Коновалов часто так ваньку валяет?

Тот грустно посмотрел на неё и сказал:

– Вы ничего не поняли, Елена Павловна. Он не умеет валять ваньку, он такой и есть. С детства. Родился с урезанным чувством юмора, а может, и вовсе без него. А так он ничего, хороший человек, умный, только слишком педантичный. С непривычки он сейчас вам кажется шутом гороховым, но он вполне серьёзен, а так себя ведёт только с начальством. Причём занимает непробиваемую позицию защитника советской власти. Грамотный, зараза; начитается передовиц и сыпет цитатами, иногда десятилетней давности. А как спорить с лозунгом? Вот и получается, что любое возражение Коновалову становится высказыванием против советской власти. У вас ещё будет возможность это увидеть. Урод продуманный! А в быту и на работе обычный человек.

– Он, что, и с вами так?

– С нами тоже. Чем мы лучше других? Я его как-то в выходной встретил, разговорились. Нормально так, без его выкрутасов:

– Родион, я ж тебя давно знаю. Раньше ты не выпендривался.

– Я и сейчас этого не умею.

– Да? Вот сейчас мы по-человечески беседуем, а почему с начальством ты демагогию разводишь?

– В данный момент ты мне не начальник, значит с тобой можно на простом русском. А то, что ты называешь демагогией, на самом деле есть стиль общения. Я ему ещё в школе научился.

– У кого?

– У пожарного инспектора Худякова.

– Помню такого. Мог бы и понормальней учителя найти. И в чём смысл этого стиля?

– А в чём смысл того, что с украинцем ты будешь говорить по-украински? Вот и я с начальством говорю на его языке – казённом.

– Ну, ты сравнил, начальство же не национальность.

– Самая настоящая национальность и есть. Со своими языком и культурой.

– Ты, Родион, загибай, да меру знай.

– Это ты, Петя, плохо документы знаешь. Перечитай Программу партии, там чёрным по белому написано, что формируется новая общность – советский человек. Новая национальность. Если быть последовательным, то правильнее говорить интернациональность. Да она уже, считай, сформировалась из партийных начальников. Традиция. В девятнадцатом веке была франкоговорящая нация из российской аристократии. Народ в народе. Во время войны с Наполеоном крестьяне поубивали многих дворян, принимая их за французов, так как те не умели говорить по-русски. Я русский человек и вряд ли стану другим, но от жизни не спрячешься – временами приходится с волками выть по-волчьи.