Сергей Александров - Время памяти

Я почти в самом низу был – меня только оглушило. А шестерых наших – насмерть. Только дядя Коля раненый – ему ноги железной балкой перебило.

А Ванюшин из-под груды досок выполз – ему ничего.

А вот рация – вдребезги…

Мы два дня в развалинах сидели.

Под утро 4 августа наши начали артподготовку. А всё с перелётом – не туда бьют.

Дядя Коля тогда написал на карте, куда надо, карту обмотал куском плаща и мне дал. Приказал, чтоб я срочно нашим доставил. А он здесь ещё побудет, дождётся своих.

Мы обнялись, и я с Ванюшиным побежал к недалёкому перелеску. Уже в самом перелеске меня в ногу дурной пулей ранило. Я Ванюшину свёрнутую трубкой в куске плаща карту в зубы дал, сказал, чтоб Марь Ивану нашёл.

Пёс покрутился около меня, потом убежал.

Больше я его не видел…

А через час меня наши подобрали – они к дяде Коле на подмогу шли и рацию с собой несли…

Маленькому человеку было больно. У него из нижней лапы кровь текла. Такая же, как у меня тогда. Он что-то мне сказал, погладил между ушами, потом тряпку с бумагами мне прямо в рот сунул.

И я понял – надо сбегать за большой доброй женщиной, что убрала когда-то от меня боль.

И я побежал искать её.

Очень быстро побежал.

Потому что знаю, что такое очень больно…

Большую женщину нашёл в знакомой норе из брёвен. Там и другим было больно.

Я положил ей на колени тряпку с бумагой, посмотрел на неё и побежал к выходу.

Побежал назад, к маленькому человеку, которому больно…

Мы с сестрёнкой Феней совсем ещё маленькими были тогда. Мне семь лет, а ей и пяти нету. Папка наш воевал где-то. Мамка пошла в Вахново продукты поменять в обмен на вещи – и не вернулась.

Потом, через два дня, начался страшный грохот. Мы с сестрёнкой в подпол залезли, сидим, дрожим.

Долго грохот был. Потом потише стало.

Посидели мы чуток.

Надо выбираться из подпола. А крышка не поднимается. Её, наверно, сверху чем-то придавило. Только щёлочка малюсенькая – еле ладошка пролезает.

Я под щёлку деревяшку подложила.

И сидим мы в подполе этом и плачем.

Сидим – и ревём в два горла…

Вдруг слышим – что-то сверху зашебуршилось, кто-то ходит.

Потом как будто поволокли что-то тяжелое. Даже деревяшка под люком сломалась, и он снова захлопнулся.

А потом вдруг открылся полностью…

Вокруг машины, лошади, люди.

Все бегут, стреляют.

Под лязгающую страшную металлическую ленту чуть не попал.

Надо бежать в стороне.

Еле убежал.

Там, сбоку, всё ещё грохочет и стреляет.

А я по грязной дорожке бегу.

Сзади – треск.

Передо мной Motorred остановился.

Слышу – знакомые родные слова;

– Siehe, Kurt, welcher guter Hund!

– Ist verlorengegangen…

Ко мне подошёл большой человек с автоматом на шее. Погладил меня по голове.

Потом сказал, указав на коляску:

– Platz!

Всё ясно. Запрыгнул в коляску, и лёг.

Тогда другой большой человек, который сидел спереди на Motorred, засмеялся и сказал:

– Siehe, versteht.

Которого назвали Kurt, сел позади Motorred, и мы поехали.

Дорога грязная, вся в кочках.

На дне – трясёт.

Но – терплю.

Потом, сквозь тарахтенье Motorred слышу, кто-то скулит.

Как щенок. Или два щенка.

Выпрыгнул на ходу из коляски.

Побежал в сторону разрушенного дома.

Маленькая длинная щель в земле.

Сверху – бревно.

Вцепился зубами, оттаскиваю.

Тяжело очень.

И ногам больно – порезался об осколки стекла и острые железки.

Вдруг рядом оказался большой человек Kurt.

Он схватил бревно и оттащил в сторону.

Потом потянул за что-то – и открылась нора в земле, где была щель.

А в норе двое маленьких человеков на нас смотрят.

И я вспомнил своего маленького человека.

Он где-то остался.

И ему уже давно больно.

А я ещё не пришёл к нему…

Тот, который Kurt, кричит другому большому человеку:

– Jetzt wird der kleine Zirkus!

Потом взял меня за ошейник, оттащил к Motorred, показал рукой на двух маленьких человеков, и скомандовал:

– Voran! Fass!

Я по привычке оскалил зубы и кинулся вперёд. К норе.

И вспомнил, как мне было больно, а маленький человек прогнал боль.

Я резко развернулся и молча бросился на большого человека Kurt.

И только услышал:

– Vorsichtig, Kurt!

На нас немец смотрел, и собака немецкая рядом была.

Я видела таких собак. Они с фашистами охраняли наших пленных, которые через нашу деревню весной проходили.

Злющие и страшные собаки!

Потом этот фашист оттащил от нас собаку, заулыбался.

Мы выглянули из подпола.

Фашист с собакой что-то сказал другому фашисту, который сидел на мотоциклетке.

Оба засмеялись.

Потом тот, кто держал свою собаку, показал на нас, и что-то крикнул.

И собака помчалась к нам!

Я от страху заорала и закрыла лицо ладонями.

Вдруг слышу рычание. Потом крики.

Потом два выстрела.

Потом опять страшный крик.

Потом выстрел.

Потом стало тихо.

Я отняла ладони от лица.

Смотрю, Феня вылезла из подпола и к собаке идёт. А собака на фашисте лежит. Я тоже подошла. Посмотрела.

Первый немец лежал около мотоциклетки с разорванным горлом.

Второй завалился на коляску спиной.

В его шею вцепился немецкий пёс.

Собака вся была в крови и ошмётках шерсти.

И часто-часто дышала.

А из боков свистело.

Я погладила её по носу, и она отцепилась от фашиста.

Мы с Феней еле-еле оттащили собаку от мёртвых немцев.

Я нашла у себя к кармашке маленький кусочек рафинада – его мама дала мне перед уходом. И Фене такой же дала, но та его давно зализала.

Этот кусочек я протянула собаке.

Она чуть открыла глаза, лизнула сахар.

Потом глаза её закрылись.

И она умерла…

Мы с Феней на краю огорода выкопали могилку, обложили её изнутри досками, что нашли в нашем разрушенном доме.

Потом я заметила какую-то табличку на ошейнике.

Сняла ошейник и оттёрла табличку от грязи и крови.

На тусклом желтом металле таблички было выдавлено ВАНЮШИН.

Всё.

USCHI – распространённая немецкая собачья кличка.

Motorred – мотоцикл.

– Siehe, Kurt, welcher guter Hund! (– Смотри, Курт, какой хороший пёс!

– Ist verlorengegangen… (– Потерялся…)

– Platz! (– Место! – термин немецкой дрессуры.)

– Siehe, versteht! (– Смотри, понимает!)

– Jetzt wird der kleine Zirkus! (– Сейчас будет маленький цирк!)

– Voran! Fass! (– Вперёд! Взять! – термин немецкой дрессуры.)

– Vorsichtig, Kurt! (– Осторожно, Курт!)

– Вылет самолёта «Москва-Октябрьский» в связи с неготовностью принимающего аэродрома задерживается. О времени вылета будет сообщено дополнительно. Следите за нашими объявлениями…