Алена Бунина - Алёна. О давно прошедшем. Непридуманные истории из жизни необыкновенной девочки

– Очень приятно. А я старшая сестра Наташина, – говорит Людка.

Я опять киваю головой.

– А ты и правда ничего. Вон сейчас Васька пристал, давай я с тобой пойду, так еле отшила. Он что, в тебя влюбился что ли? – спрашивает Людка.

Я плечами пожимаю.

– Наташ, она что немая?

И тут Наташка мне подмигивает.

– Никакая я не немая, а просто голос у меня простуженный, – отвечаю ей.

Это надо было видеть: Наташка согнулась пополам от смеха, а Людка просто окаменела. Минуты через три Наташка отсмеялась и Людка пришла в себя:

– Это ты что ли?

– Конечно, я, – отвечаю.

– Наташ, а что это у вас за игры такие? – удивлённо говорит Людка.

– Ты лучше скажи: похожа она, именно она, на нас с тобой? – спрашивает Наташка.

– Да не то слово. Если бы не голос, то и не угадаешь. Ну, ребята, вы даёте! А зачем вам это? – спрашивает Людка.

– Нам так нравится! – тоном, не допускающим возражений, говорит Наташка. – И ты никому об этом не говори!

– Ладно, могила! Ты ж меня знаешь. А и правда здорово! – и Людка начинает хохотать. – А Васька дурак!

Тут мы уже ржём все вместе.

Вот так мы и познакомили меня, Алёну, с Людкой, и я приобрела подружку. Потом мне Наташка говорила, что Людмила её часто спрашивала, что, мол, когда Алёна приедет? Так-то вот.

Да, и Наташкины слова насчёт белой полосочки на спине и белых пятен на груди сбылись точь-в-точь. Всё это потом имело место быть на мне. Я, глядя на эту белизну, вспоминала те дни. Именно дни, потому что мы с Наташкой ещё раза два или три ездили в деревню загорать.

А Наташкины слова «нам так нравится» очень мне запомнились. Но только я их переделала в единственное число, потому что живу именно по этому принципу.

Ну вот. Пожалуй, одна из последних историй про моё первое лето. Да и не лето, а всего два месяца, но незабываемых.

С Наташкой мы загорали у неё в деревне не один раз. Бывало, лежишь с ней рядышком за домом, а вокруг тишина, но она не абсолютная, а наполненная летними звуками: шмель жужжит, пролетая мимо, в траве стрекочут кузнечики. А за забором поле. Ему не видно конца. И только вдали темнеет полоска леса. Над ним уже выгоревшее за лето на солнце голубое небо. Жарко. И такая расслабуха, истома во всём теле. А рядом Наташка, и ты, её подружка, лежишь рядом с ней в купальнике.

А как-то в один наш приезд поднялся ветер.

– Плохо дело. Скоро, наверное, погода испортится, – говорит Наташка.

Ветер треплет наши волосы, гуляет вокруг голых ног и забирается под платья.

– А знаешь, Наташ, у меня есть идея, – говорю я.

– Какая?

– Давай смастерим воздушный змей.

– Ты что? В детство потянуло? Смотри, ведь уже здоровая девка, а ума… – и Наташка крутит пальцем у виска.

– Ты ничего не понимаешь!

Я начинаю ей рассказывать, как мой двоюродный дед, когда мне было лет семь, учил меня изготавливать бумажного змея. Дело происходило в марте на четвёртом этаже дома на Рождественском бульваре. Запускать змей в Москве, конечно, было нельзя. Но я его сохранила до лета, и в том же дворе, у тёткиного дома, змей, как ни странно, полетел. Сколько было радости!

– Так вот, – говорю Наташке, – с тех пор я очень хорошо запомнила, как надо делать змей. А как здорово его запускать!

Наташка на меня смотрит и криво ухмыляется.

– Наташ, ну давай попробуем, – начинаю я ныть.

– А что для этого надо? – смилостивилась Наташка.

– Старая газета (их тут у вас полно), три фанерные планочки (их можно ободрать с вашего сарая), крепкие нитки (я их видела, десятый номер, здесь, в серванте) и клей.

– А где ж мы клей возьмём? – спрашивает Наташка.

– Походи по соседям. Может, у кого и есть, – отвечаю.

– Ладно, – Наташка уходит, а я принимаюсь за дело.

Пока она ходила, я всё, что было надо, приготовила. Клей она принесла. Какой уже не помню, но всё приклеилось великолепно. Я привязала к змею нитку, отцентровала её и…

– Знаешь, Наташа, я забыла: нужен ещё хвост.

– А из чего его делать-то? – спрашивает.

– Старые тряпки какие-нибудь есть?

Наташка кивает головой.

– Вот мы из них хвост и надерём, – говорю я.

Наконец змей готов, немножко подсушен на солнышке, и мы с Наташкой идём через заднюю калитку в то самое поле. Вокруг ни души.

– Держи его за бока, над головой, а хвост расправь по траве. А я отойду подальше, нитку размотаю. Как крикну, так и отпускай.

Сказано, сделано.

– Отпускай! – кричу.

Наташка отпускает змей, он нехотя поднимается над полем. Наташка смеётся и хлопает в ладоши. А я бегу. Бежать неудобно, на ногах вьетнамки, но они почти сразу же теряются. Однако змей высоко подниматься не хочет. Я остановилась, и змей приземлился почти сразу.

– Эх ты, мастерица! – кричит мне Наташка.

Но я-то сразу поняла, что хвост слишком тяжёлый. Отрываю часть хвоста, и вот мы с Наташкой опять на изготовке. На этот раз змей взлетел высоко, но сразу же стал «козырять». Термин такой: это когда змей кругами несётся к земле. У нас так и вышло. Змей со всего размаха врезался в землю.

– Ой, да ну тебя! Пойдём лучше домой. Я так думаю, что этот кусок бумаги не полетит, – говорит Наташка.

– Это почему?

– А потому, – передразнивает Наташка, – потому, что делала змей самоуверенная девчонка, которая и делать-то ничего не умеет!

Я молча подбираю оторванную часть хвоста, отрываю кусок, а второй привязываю к змею: «козыряет», значит, хвост короток.

– Хороню. Давай в последний раз попробуем. Не получится, значит, я дура бестолковая, и пойдём домой, – говорю я.

Наташка недоверчиво смотрит на меня, но змей поднимает. И вот я опять бегу по полю, ветер задирает платье чуть не на голову, но мне не до этого. Я смотрю на змея, и он начинает плавно подниматься вверх. Я отпускаю нитку, и змей поднимается всё выше и выше.

– Ура! – кричит Наташка. – Всё-таки полетел!

Подбегает ко мне и целует в щёку.

– Алёночка, прости, пожалуйста… А дай подержать?

А змей уже набрал высоту и кажется совсем маленьким. Над ним только безоблачное небо. Налетает порыв ветра, и змей ходит в небе туда и сюда. А ещё этот ветер опять платье задрал. Я свободной рукой привожу платье в порядок: сверкать трусиками, хотя и от купальника, хотя и никого вокруг не было, как-то не хотелось.

Я отдаю катушку с нитками Наташке:

– Держи. Вообще-то надо было нитки на палочку «восьмёркой» намотать. Тогда удобнее было бы. Ладно, и так сойдёт, – говорю я.

Наташка держит натянутую нитку, а змей «загулял», пишет в небе полукруги.

– Нитку дёргай! Но потихоньку, – говорю подружке.

Наташка нитку подёргала, змей выровнялся и опять ровно парил в воздухе.

– Слушай, а ведь и правда здорово, – говорит Наташка, задрав вверх голову и улыбаясь во весь рот.

– А ты не хотела.