Григорий Вахлис - Конец золотого века

И эта, которая увидела, другим сказала. Просто так, низачем. Как оно у баб водится – бла-бла…

И вот это бла-бла: четыре трупа! Пошло-поехало: «глаза бесстыжие» и «как она, сука старая, на молодого лезет».

А почему умирают тяжело, то понятно. Все ходят у церкву… Ну, сейчас мало кто, хотя больше чем раньше, но как бы сказать – который нечистым делом занимается, тот сам по себе. И ему тяжело. Потому что он знает насчет Исуса Христа и все такое, а у него как бы другое знание, и он один против всех. И идет раздвоение. А это вообще-то уже дурдом. Хоть многие из них и лечат молитвами, и иконы, и крестятся, и всё…

В общем, все как сказились. Сперва бабы. Может, какая на него сама запала… У него и жена красивая была. И на конкурсы ездила, пела. Народные и композиторов: «Мисяць на неби» и так далее.

Короче, всякую гадость про эту Феодору начали. У той корова, у той в животе… Извините, на которую срачка напала, – так это она!

Потом хуже – приворот-отворот! От жены к той.

– Старая манда кричит: крышу подымите! Душа выйти не може! Окна – кричит – пооткрывайте! А все заперто. Так схватили кол, и все вышибли: ставни, раму. И давай ломать что попало. А потом за крышу уже взялись. Под сволок [5] Сволок – подпотолочная балка в украинской хате, опора крыши. подводи! – орали, а какой там сволок. Мазанка кирпичом обложена, под толем, вся перестроена на дом. Мозгов нет, – уперли куда-то, поджали снизу, затрещало, часть крыши вверх выперло, кол этот выскочил и назад – кому-то по балде, но не так чтобы… и эти козлы попадали в разные стороны. И тут же как бахнет! Жуть! Из дыры той, из крыши, огненный хвост – в небо! И сразу все в огне! Крик такой, что… Все в разные стороны… И по двору кто- то… Одежа на нем горит, как скаженный крутится, потом упал – и по земле, по земле… а чем его гасить?

Мотрин Микола то был… Тракторист. В больнице умер, через неделю. Царствие небесное…

– Брехали потом, – первак у нее в сенях загорелся! Будто она продавала, кому надо… Но я думаю – бензин. На бензин похоже. Бензином тогда многие торговали. Ну, в сени народу набилось, двери в зало ломали. Ну, кто-нибудь с цигаркой… опрокинули, значит, ну и…

– Между прочим, от «цигарки» вашей, бензин, а тем более самогон не загорится. Тем более в такую погоду. Октябрь, извините… И лет ей было 36 и семь месяцев. Мистики, разумеется, никакой. Бензин – определенно. И все же… Как это так сразу все занялось? Так что сами разумейте…

Никакой нечисти. Тут дела человечьи. Обычный поджег. И, знаете, довольно грамотно, на чердаке плеснули в обязательном порядке… Лесенка там у нее была приставная, у задней стены. Но многое абсолютно непонятно. Как Пинчук этот с женой там оказались? Давайте это, за упокой… Чокаться нельзя!

– Воскресенье как раз… С утра опохмелились, а кому нечем – головка бо-бо… Как два выходных подряд сделали, в субботу и начинают. И все на улицу. А тут такой спектакль!

– Да. Можно, конечно, многое себе представить. Реконструировать события, так сказать. Например, Пинчук кинулся в хату, спасать. А жена за ним. Все три трупа обнаружены в непосредственной близости один от другого, в углу, рядом с кроватью. Такое впечатление, что тащили они её, или, еще вернее, тащил Пинчук, а жена, как бы помягче выразиться, вцепилась в него, то ли оторвать от неё хотела, то ли его спасала. Это значит, он дверь и выбил.

– Подожди, я еще скажу вам! Я скажу… Я с Пинчуком с детства… в одну школу ходили. Мы с ним… жалко, он такой был… Не как все. Он на себя хотел взять, когда еще покража была в сельпо, когда мы с армии поприходили. А он сказал: Ты на киче не выдержишь! Но потом замяли все. И с ней, клянусь, у них ничего не было. Не вышло. Как? А так… Они с ней сходились – это было. У него сердце… Не мог никого обижать. До четырех раз встречались – разговоры всякие, плакали даже. И, не знаю, как, в последний раз он решился, но не смог… Обнял ее и это… кончил тут же. Никогда, говорит, не бывало. А тут как-то само… Такая у нее сила была… ведьмовская или еще какая.

– Я бы сказал – женская. Но из вашего рассказа многое выясняется. О Пинчуке, в частности. Какой он человек был. Вполне можно представить, что и в огне… Давайте еще раз… За упокой.

Меня тогда в понятые нарядили. Учитель – грамотный человек! Наливай, наливай… не тяни.

Да. Стены поверху черные, страшные, а над самым полом полоса – красивой красной краской, и разрисовано, цветы, птицы такие, ну, как в старину. Пинчук с женой черные, обугленные, а она почти не обгорела, сорочка только… Лицо белое как мел. Глаза как живые… нет, не могу.

Я, однажды, к ней заходил по делу, перепись была. И, конечно, меня, – кого ж еще, назначили. И так у нее чудно было, солнечно, и цветы эти… Запах хороший, травы у нее там сушатся. Сказала – лечебные. Я еще хотел, чтоб ученикам показать эту хату, – народное искусство. А она ни в какую. Стояла напротив окна, и знаете этак, волосы ей насквозь просветило, сияет, вся в золоте.

– А я – хотите верьте, хотите нет – кошечку ту белую увидал! Будто она из-под хаты выскочила и через двор ко мне пробежала. И нету, как не было. А говорят, если ведьма, кошки черные бегут. А насчет лица – извините! Обижать не хочу, я тоже видел – в окно! Стены – да! Не тронуло понизу. Но по полу одни головешки, балки сгоревшие, ни стола, ни чего, кое-где прогорело насквозь, ямы… когда кирпичом мазанку ту обкладывали, пол земляной досками зашили. К углу ближе, где кровать, три трупа – и не понять, что люди. Да сами подумайте – при таком огне! Простите, если что не так сказал.

– Меня тоже в понятые хотели привлечь. Привлекли за неявку. А потом уже за разглашение. Ну, вы знаете… там и с милиции, и инспектора, и все… Дымок вонючий, такой желтый почему-то, и банки у нее стояли, с маринадом или засол, огурцы с помидорами, – так не сгорело. И на припечке чайник стоит, неповрежденный. Проводку искали. Проводка-то есть, только она каганца у себя жгла, электричество не признавала. Понятно – керосин. Смотрят, а в счетчике пробок нет. Какое тут замыкание! Чтоб они все сгорели…

Тушили своими силами. Наши, и рабочие набежали с УТо. Ставок рядом… Хата на отшибе, так ничего, только сарай сгорел – ничей. Заброшенный, то есть. А так, конечно, жалко. Люди. И куры у нее были, поразбирали по соседям. У нее ж родичей никого. Степень захламленности определили, как вторую-четвертую, козлы. Эксперты хуевы. Нажрались и уехали в своем «газоне». Классная машина. Я в армии командира возил, знаю.

– Так, валите отсюдова! Закрыт кабачок! Трындят час целый – и нечего путного. Трупы считают, курей… Давай- давай, подъем! Убыли нахер! И нечего часы показывать, сказала – закрыто! Вы ж до утра не разберетесь. Вы ж не про то. Вы каждый про свое. А если б у меня такой муж, так я бы ноги мыла, и ту воду пила…