Мария Эльдис - Хроники Безымянной Звезды

Няня Гарг (у нас её звали Гаргиль) собирает меня в дорогу, часть пути мы проделаем на корабле вдоль берега на юг, а затем высадимся в бухте, и далее отправимся на встречу с нашими восточными соседями в легендарный край великой реки и её быстротечных вод.

Розовые блики на волнах от лучей восходящего солнца, розовые и золотые блики от волн на бортах корабля. В золотисто-розовом дрожат отражения мачт и парусов… Зов моря в сердце моего народа столь велик и неизбежен, что покой ему может принести только звук, означающий, что корабль отплывает. Этот толчок, скрип снастей, неуловимое движение ветра в парусах – и вот уже тают вдали серебристые очертания гавани, а впереди открываются неведомые и безграничные, властные объятия морского божества. На берегу остались отец – первая разлука! – и все те, кто неизменно были рядом с тех пор, как мы ступили на берега Мидварда.

Небольшой экипаж корабля по имени «Мираж», няня Гаргиль и отряд телохранителей почти на полторы луны стали моими спутниками и единственным обществом. Впрочем, это общество было большим чем обычно, ведь дома я мало с кем общалась, не считая самых близких.

Теперь мне подолгу нравилось стоять у борта корабля и вглядываться в даль, особенно на закате солнца, когда мир озарялся сиянием, напоминающем мне о матери. Она не принадлежала к нашему народу и была из духов вечерней зари. Оставив этот мир при переходе по Вздыбленным Льдам, она навсегда потеряла своё тело, и слилась с алым заревом заката, растворяясь в своей родной стихии. Но я слышала, что какая-то её часть ушла под воду, и та закатная золотая дорожка на волнах – это её следы. Дома я каждый вечер поднималась на крышу своей башенки, где жила, и с крыши смотрела как вдали мерцает море, как тают вечерние зори, венчая горизонт огненной короной, и, наконец, объединяя небо и землю в единое целое, укрывая их чёрным плащом ночи. И Серп Луны проносился каждую ночь по ночному небу, соединяя один день с другим…

Сегодня вечерняя заря была необычно яркой, и последние её лучи словно огненным мечом рассекли сгущающуюся чернь, а Луна не взошла. Незадолго до рассвета нас настиг шторм.

Я не знала что было ужаснее – сам шторм или негодующая няня, которая и в тихую погоду не любила море, не доверяла кораблям и избегала открытых пространств, а шторм приняла с проклятиями, традиционными для всякого достойного гарадрима! Наша команда отчаянно боролась за корабль, пытаясь не потерять управление, однако одна мачта с треском рухнула на палубу, а те паруса, что не удалось быстро свернуть – были изодраны в клочья. Мне не позволили выходить из каюты, хоть мне и очень хотелось немного помочь, хотя бы чем-то!

– Девочка, постарайся не мешать, – сказал мне штурман, и его внимательный взгляд, брошенный через плечо, сказал мне ещё больше.

Я ждала окончания шторма в каюте, сидя на полу и пытаясь ловить два своих сундука с вещами, которые переезжали по полу с одной стороны каюты на другую. Сундуки кидало всё быстрее, и, наконец, я перестала пытаться что-либо удерживать, приняв всё как есть. Няня тоже притихла, и мы просто держались кто за что мог, сидя на полу. Дважды казалось, что шторм затихает, но он возвращался снова и снова, мы слушали как бешено ревёт ветер, как хлещут о борта корабля волны, и так длилось почти до самого вечера. Мы не поняли был день или вечер, мы не встретили рассвет, и день был равен ночи, а вечер принёс тишину, но не свет. Но тишина была для нас таким бесценным даром, что мы не могли поверить в неё.

Осторожно, с недоверием, мы вставали на ноги, шли, держась за стены так, словно всё ещё продолжалась качка, и мы не вспомнили о еде или питье, забыв все самые простые вещи, из которых складывается жизнь. Мы вышли на палубу, и увидели, что мир вокруг подобен жидкому свинцу, и лишь вдали мутным пятнышком выделяется красноватый отсвет.

Наша команда не потеряла ни одного члена экипажа, но мы потеряли курс и не знали где находимся.

Ночь была тихой и обессиленной. На рассвете все дружно принялись чинить паруса и уцелевшие мачты и снасти, заделывать пробоины, восстанавливать потрёпанный штормом «Мираж». К полудню штурману удалось сориентироваться, и мы начали выравнивать курс.

За время путешествия мы много раз высаживались на берег, пополняя запасы пищи и пресной воды, ещё раз настиг нас шторм, но уже не столь разрушительно. В назначенный срок мы высадились в южном Россилене, который предстояло нам пересечь, чтобы явиться на переговоры с послами от Орч. В Россилене встретились мы с нашими сородичами из других кланов, и они также должны были отправиться на переговоры, представляя каждый свой Дом.

Папа говорил, что морское путешествие – это путь в обход, и что ехать самим по суше к месту сбора делегатов было бы проще и быстрее, но опаснее, и что лучше, если со мной будут наши родные из южных гаваней.

Не знаю была ли я рада сойти на берег, первая ночь в гавани была для меня тяжёлой: что-то не так, какой-то подвох, я не могла уснуть. Не сразу я поняла, что спать без привычного покачивания и без мерного плеска волн о борта корабля стало невозможным. За время, проведённое в море, я привыкла к движению судна, устойчивая неподвижная земля казалась западнёй, остановкой времени…

Десятки пар чужих глаз изучали моё лицо, среди этих глаз сверкали искры незнакомые мне: серые – мудрые, зелёные – властные, янтарные – весёлые, синие – печальные… Красивые глаза моего народа, который прежде я знала так мало, живя далеко и уединённо на северо-западе, на краю земли.

Мой народ любит красоту, и много среди нас искусных мастеров, умеющих создавать великолепные ткани и украшения. Причёски красавиц столь изысканны, что скорее представляют собой произведения искусства, ценится лёгкая изящная утварь, но простота и естественность составляют основы этого царства гармонии.

Здесь, в небольшом портовом замке я увидела много удивительного и необыкновенного. У нас на Северо-западе мы одеваемся намного проще, и редко у нас можно встретить фейри в платье, словно сотканном из лунного света, или из золотой паутинки с каплями росы – крошечными белоснежными жемчужинками… Зато крупный серебряный жемчуг у нас не редкость, здесь же такой жемчуг считался редким и ценился очень высоко.

Итак, настало время уделить, наконец, внимание моим сундукам. Няня хлопочет, доставая из сундуков и раскладывая мои сокровища – у меня всё же есть волшебное платье из тончайшей бирюзовой ткани! И белая шёлковая накидка с вышитыми серебром листьями плюща и цветами цикория, и удивительной красоты ультрамариновый палантин, который должен служить мне тюрбаном, когда мы будем ехать через пески. Говорят, там случаются песчаные бури, и надо так завязывать на голове широкие длинные шарфы, чтобы они полностью закрывали и волосы и лицо, оставляя лишь тонкую прорезь для глаз. Мне кажется, мог бы подойти и обычный плащ, однако всё здесь кажется таким изысканным, утончённым, женщины столь высоки и пышны, в великолепных платьях с поясами из драгоценных камней, в жемчугах и алмазах, что кажется, томное благовоние источают даже их следы.