Виктор Кречетов - По реке времен (сборник)

К началу занятий мы вернулись из Каслей в Челябинск.

Надо заметить, что важной частью нашего бытия в училище были драки с местным населением, а также училище на училище. Как правило, ремесленное училище враждовало со строительным («железки» с «деревяшками»), наше строительное враждовало еще и с какой-то школой ФЗО [3] Школа ФЗО – школа фабрично-заводского обучения. . Однажды я участвовал в коллективном нападении нашего училища на школу ФЗО в районе Фатеевки. Это довольно далеко от нас, и что мы с ними не поделили – непонятно. Что мы там забыли? Но был такой поход. Кажется, нам оттуда пришлось бежать. Этот поход имел для меня неприятное продолжение. Стало известно, что мы потерпели поражение.

К нам в спальню зашел местный парень, он учился в училище на слесаря-сантехника. Он обычно ходил со своим дружком – дылдой под два метра, а сейчас он пришел один. Обычно они терроризировали нас, поскольку за ними стояли местные и еще у них были дружки в ремесленном училище. А в этот раз он зашел один и начал хорохориться: «Меня не было, мы бы разобрались, вы драпанули!..» и т. д. А я стал ему возражать что-то вроде того – ну уж, конечно, все бы тебе перепугались, сразу бы убежали и т. д. Ему это не понравилось, он стал на меня задираться, схватил стул и хотел опустить его мне на голову, но я пригнулся и в прыжке ударил его головой в живот. Он опрокинулся, но понял, что дальше продолжать не стоит. Ребята, которые при этом были, естественно держали мою сторону, но не вмешивались. «Ну, погоди!» – пригрозил он мне и ушел. Мы все решили, что он приведет себе помощь. Действительно, в тот же день нас послали то ли мусор убирать, то ли уголь разгружать. В это время подвалила местная кодла с ним во главе. «Ну что!» – начал он задираться. Я взял лопату и, полный решимости, говорю: «Подходи, если не страшно!». Постояли, ушли. Но однажды его прихвостень Сашка Медведев позвал меня: «Витя, зайди, разговор есть». Я вошел в туалет, а там тот стоит. У меня руки в карманах. «Ты что, – говорит, – в кармане держишь?» Я говорю, что, в отличие от него, ничего не держу, а надо бы сказать: да есть кое-что, сейчас узнаешь. И они вдвоем меня избили. Причем оба больше меня ростом и комплекцией. Я пришел в свою комнату и рассказал друзьям. Они пошли их искать, того не нашли, а нашли Сашку Медведева, и он получил сполна.

Было еще какое продолжение – не помню, однако, думаю, ребята стали ко мне относиться с еще большим расположением.

А однажды на зимних каникулах, когда в училище оставались одни детдомовцы да несколько тамбовских и курских, на училище напали местные. Они разогнали всех нас, кого-то порезали, а дежурному мастеру, который обучал девушек штукатурному искусству, воткнули нож в ягодицу. Никаких судов по этому поводу я не помню.

По ночам мы куда-то бегали, не помню, куда и зачем. Запомнилось только, что училище закрывалось, а мы после отбоя через окно в туалете на втором этаже прыгали вниз, причем на асфальт. Обратно забирались по водосточной трубе. Так было не раз.

В качестве курьеза вспоминаю случай, когда мы толпились на первом этаже перед комнатой мастеров, там же была и касса, где мы получали какие-то символические деньги за практику. Вдруг из комнаты мастеров вырывается старший мастер, хватает меня и тащит в их комнату. «Кречетов, это ты сейчас выругался?» – и он произнес весьма увесистое выражение. Я был уверен, что этого не говорил, но он мне не поверил, и меня наказали – лишили месячного заработка, уж очень выразительная была загогулина. Года два спустя я начал над собой работать и отучился от матерных выражений и не употреблял их до той поры, пока мои друзья по университету, Витя Новиков и Коля Типсин, снова не переучили меня. Случай с лишением меня заработка мне очень запомнился, хотя деньги там были смехотворные.

В остальном же я был учеником спокойным до самого выпуска, когда директор училища Пименов сказал: «Вот так надо вести себя – человек проучился два года, а я даже не слышал его имени…». Конечно, он немного меня приукрасил. Самого директора я помню мало – только то, что он был огромного роста, участник Гражданской войны, имел именное оружие, подаренное то ли Буденным, то ли Ворошиловым. Больше помню его жену, она была значительно моложе мужа, работала в столовой, а жили они в квартире при училище. Славная была, добрая женщина, и мы к ней хорошо относились.

Училище я закончил успешно, мне был присвоен четвертый разряд, хотя по всем показателям должен был быть пятый. Но администрация понимала, что в бригаде не захотят иметь пацана с пятым разрядом, когда он и у старых плотников был не у всех. Я был огорчен, но теперь понимаю, что они были правы, и благодарен за это – иначе у меня возникли бы проблемы.

После окончания училища нас несколько человек осталось работать в Челябинске на лесозаводе, где мы проходили практику.

На лесозаводе мы делали щиты для строительных лесов и штакетник для ограждений газонов. Работа была несложная, сдельная, вполне посильная, но платили мало, мы даже пытались устроить забастовку, но старые плотники на это не пошли. «Вам легко говорить, а у нас семьи, их кормить надо…» Мы считали их трусами и штрейкбрехерами, но, конечно, они просто были помудрее нас и жизнь знали лучше. За организацию и участие в забастовке в то время можно было и срок схлопотать. Мастером на лесозаводе был человек весьма преклонных лет, думаю, не менее семидесяти, одет был всегда как буржуй, словом, человек был еще старорежимный. С ним шутки были плохи.

Бригада была разношерстной. Были старики, были люди средних лет, все уже семейные. Был среди нас один мужик лет под сорок, он отсидел двенадцать лет, познакомил нас с лагерным фольклором вроде песни:

У него был рак кожи, и лицо было в каких-то темных пятнах. Однажды мы разгружали вагоны, а потом в пустом вагоне затеяли игру в чехарду, и он тоже принял в ней участие. Кто-то нечаянно задел его руками по носу, и нос переломился пополам, обнажив жуткую кровавую рану. Мы ужаснулись, а он взял снизу кончик носа и прижал его, будто не впервой. Правда, играть больше не стал.

Нашим бригадиром был мордвин Сашка Коблин. Ему было около тридцати. Образование у него было пять классов, и он просил меня научить его читать чертежи. В училище нас этому научили неплохо, и я даже ходил к нему домой, давал ему уроки.

Но пока я еще работал на лесозаводе по распределению. По условиям того времени я обязан был отработать четыре года. На лесозаводе со мной работали Володька Головачев и тот самый Геннадий, о чей лоб он когда-то разбил графин.