Леонид Кузнецов - В реке времени

10 час. 12 мин.

...Испытатель Дрей «провалился» во «временной разлом». Попытки выключить хроноскаф ни к чему не привели, он самостоятельно перешел в автономный режим; готовится дублирующий хроноскаф с испытателем Кедриным...

Во время испытаний дублеру делать совсем нечего. Обычно работает только пульт хрона (так неофициально называют хроноскаф), повторяя всю рабочую программу основного аппарата. А дублер сидит и дремлет в кресле.

Я второй раз попадаю в дублеры и опять в паре с Дреем. Когда подготавливаются к опыту, то второй испытатель втайне надеется, что с основным что-нибудь случится. Насморк или голова заболит. Конечно, он ни в коем случае этого не желает, просто от доброй зависти так думает. Вдруг у основного давление подскочит, а дублер тут как тут. В каждом опыте всегда происходит что-то интересное. Например, недели две назад Михалевич в прошлом несколько дней побывал. А что потом получилось? У него невеста была, собирались после опыта свадьбу делать, и вдруг он от нее отказывается. От невесты, естественно. Та в слезы, а Михалевич ничего объяснять не хочет. И вообще, после этого опыта мрачный и замкнутый стал. Испытателям во время работы хрона по инструкции не положено вставать из кресел. Нам говорят: «Ваше дело опробовать аппарат на ходу, а останавливаться и выходить — дело историков». Но когда испытатель уходит в межвременное пространство, контролировать его трудно. Вся надежда на его дисциплинированность и порядочность. Конечно, непредвиденные случаи бывают. Михалевич написал отчет о той своей ходке. Но, как мы все поняли, там сплошная липа. Руководитель всего этого дела, к которому и я немного причастен, академик Новиков разговаривал с Михалевичем, видимо, пытался лично выяснить причину перемены его характера, но ничего не вышло. А надо сказать, что до опыта веселее и интереснее Михалевича среди испытателей не было. От испытаний его отстранили навсегда. Новиков в таких вопросах суровый. Сам я не хотел бы оказаться на месте Михалевича, но будь я его дублером и пришлось бы идти вместо него — пошел бы...

А когда идешь с Дреем, рассчитывать на замену бесполезно. Он самый опытный из нас. Был среди первых испытателей. Их всего осталось пятеро. Четверо перестали ходить во времени, а Дрей ходит. Здоровье у него железное, и мужик видный. Ростом метра два, плечищи — во! ручищи — тоже, и лицо приятное. Открытое, доброе. Волосы светлые, глаза синие. Губы твердо сжатые. Характерная у него привычка — когда разговаривает с кем-либо, то смотрит, не мигая, в глаза собеседнику. Я часто, по службе, с ним разговаривал. Ощущение от этого взгляда довольно-таки неприятное. Будто рентгеном просвечивает.

Говорят, что он начинал всю эту хронофизику вместе с Новиковым. А потом чего-то они повздорили, и вот теперь один академик, а другой испытатель. Правда, тот, хотя и академик, а какой-то не такой... Трудно объяснить... Скрытный, что ли? Нет. Себе на уме — вот это лучше подходит. А Дрея за версту видно, что свой парень. С таким в разведку не страшно идти, как когда-то фронтовики говорили. В беде не бросит.

Кстати, когда эти хроны, что мы обкатываем, отдадут историкам в пользование, то поставят еще кресло, чтобы двое ходили. Ну, для этого, естественно, аппаратикам придется мощности добавить побольше.

Ну вот, сижу я, значит, в своем дублирующем хроне, думы думаю и на пульт смотрю, на котором лампочки да индикаторы светятся, перемигиваются. Дрей где-то в межвременном пространстве болтается, а может, и нет. Я сам три раза ходил во времени.

Тут, наверное, многие думают: ах! испытатели, ах! временщики, ах! как романтично и страшно!

Романтики никакой, а страху, верно, много. Время — это такое... Даже сразу и не выразишь. Слов не хватает. В общем, как сказал академик Новиков: «Время — это икс неизвестных в иксовой степени». Кто грамотный, поймет. Для меня же время представляется рекой, без берегов, без конца и без начала. И все мы плывем в ней только по течению. Сейчас же пытаемся грести против, но, как видно, плохо получается...

Когда идешь во времени, то ничего особенного не испытываешь. Разве что весь липкий становишься от собственного пота. Стенки хрона бронированные, непрозрачные, окошек и иллюминаторов нет. Только на обзорных экранах и видишь, что снаружи творится. И вот сколько ходил — ничего особенного. Лабораторный зал, где хроноскафы стоят, видно, и люди все тут, никуда не исчезают. Лишь странно замирают и не шевелятся. Словно статуи, но не из бронзы и мрамора, а живые, и не шевелятся. Да и глаза и кожа на лице блестят. Вот это немного пугает. Один раз все экраны какой-то серой пеленой затянуло, словно туманом. И огоньки блуждают. Но мне потом сказали, что аппаратура барахлила. Правда, так сказали, что я сразу понял: сами ничего не знают, и меня решили успокоить, чтобы не боялся во времени ходить. А чего мне бояться? Бояться я начинаю в тот момент, когда на экранах люди-статуи оживают, а руководитель испытаний мне в микрофон орет, что опыт окончен. И только тогда выползаешь из капсулы на ватных ногах. Раньше первых овациями и цветами встречали, а сейчас нет. Обычная работа. Опасная и нервная.

Нервная потому, что, пока готовишься к опыту, столько нервов истреплешь... Врачи, консультанты, историки, ученые. Задают сотни вопросов. Нужных и ненужных. И попробуй не ответить хотя бы на один. Тебя придержат, а другого пошлют, кто на все ответит.

А страшно оттого и бывает, что опасно. С самого начала хождения во времени четверо человек исчезли. Пропали, и все... После каждого такого случая все опыты прикрывают и только успевают различные комиссии принимать. А у всех комиссий вопрос один: куда исчезают люди? Если бы знать... Историки пытались искать в различных древних документах намеки на то, что появлялись люди, необычные для этого времени. Но только затея оказалась безрезультатной. Во все времена такие люди были. Так что же, всех гениев считать пришельцами из будущего? Гипотезу эту отклонили как бездоказательную. Поэтому и придумывают хронофизики всякие там «временные разломы», «складки времени» и прочие разные штуки. Ну и через полгода после исчезновения очередного испытателя опыты продолжаются.

Да и дублеров ввели после того, как исчез четвертый. И специально всех испытателей готовили на возможный срочный бросок и поиск пропавшего во времени. Только как его искать, если во всех четырех случаях хрон не давал координат остановки во времени? Того времени, где пропал испытатель. Правда, аппараты все время усовершенствуют, переделывают, поэтому так часто и опыты ставят.