Виктор Кречетов - По реке времен (сборник)

В кружке была своеобразная творческая атмосфера, и между кружковцами выстраивались личностные отношения. Юрченко, парень лет на семь-восемь старше меня, женился вскоре после моего прихода в кружок на местной красавице-татарке, которая мне тоже волновала сердце, и теперь я очень ему благодарен за это. Валендер, которому было лет пятьдесят, ухаживал за Аллой Кокшаровой, девушкой лет двадцати трех или четырех и в благодарность давал ей вести концерты. Я был молод и совершенно не понимал, как она может отвечать ему взаимностью. Теперь-то я знаю, что Валендер был неизмеримо интереснее нас, молодых.

Конечно, ничего выдающегося в драмкружке не было, но была живая творческая жизнь, которая сама по себе важнее достижений. Эти занятия пробудили во мне интерес к театру – я стал интересоваться сценой, артистами, посещал гастрольные спектакли какого-то московского театра, а несколько позднее поступил на работу в качестве рабочего сцены в Театр оперы и балета, но это отдельная страница.

Дома на книжной полке стоял томик К. С. Станиславского из известного собрания, и я раскрывал его вполне заинтересованно и осознанно.

Лето 1961 года я провел в Новоильиновке на Амуре, где жила моя сестра Катя. Она закончила Моршанский библиотечный техникум и получила направление на работу в библиотеку Новоильиновки. Там она вышла замуж на местного охотника и рыбака Нестера, у них родились две дочки, мои племянницы Маша и Люда. Вот к ним-то я и поехал на лето 1961 года.

Это было настоящее путешествие – семь дней поездом до Хабаровска и двое суток колесным пароходом по Амуру. Я смотрел в оба глаза на великолепные просторы нашего отечества: Байкал, забайкальские степи, дальневосточная природа – все это приводило меня в восторг. Кроме того, в дороге я знакомился с разными людьми. До Иркутска я ехал со студентом политехнического института Перфильевым, а дальше до Хабаровска – с Еленой Заболотной, впрочем, может быть, Заболотской. Она была года на четыре старше меня, студентка, проявила ко мне интерес потому, что я писал стихи, и потом мы обменялись с ней несколькими письмами, в которых она давала мне советы. Она жила в Хабаровске, где-то неподалеку от площади с памятником Ерофею Хабарову.

В Хабаровске я провел день и успел за это время познакомиться с его основными достопримечательностями, среди которых более всего меня волновал утес над Амуром в парке культуры. У меня с собой был небольшой альбом, в котором я рисовал парковые скульптуры. Запомнился момент, когда ко мне подошли две школьницы, стали смотреть мои рисунки и расспрашивать меня. Мне было приятно их внимание.

Дальневосточная природа значительно отличается от уральской и тем более от той, какую я знал в своей тамбовской деревне. Тут все другое – восход, закат, туман, масштабы всего и Амура тоже поражали. Я в это время много писал стихов, экспериментировал – строил внутренние рифмы, рифмовал начала строк, пробовал лесенку. В дороге на какой-то станции купил сборник поэта Полякова – желтенькую книжечку в твердом переплете. Стихи были написаны лесенкой, мне они нравились, вдохновляли меня. Я тоже так пробовал. Что это был за поэт – не знаю.

На пароходе утром рано я вышел на палубу, увидел туман между сопок, восход – и стал сочинять стихотворение. Забыл теперь его, но вот отрывок:

«Вышел», наверное, солнечный шар или диск, что-нибудь в этом роде. С собой у меня была толстая общая тетрадь в клетку, которую я скоро заполнил. Таких общих тетрадей со стихами у меня было две. К сожалению, они не сохранились. После первого курса университета я приехал на каникулы в Челябинск и уничтожил обе тетради и альбомы с рисунками как грехи молодости. Я вообразил тогда себя философом, и все свои юношеские опыты посчитал ниже своего философского достоинства. Теперь-то я понимаю, что это была просто юношеская глупость, юношеский максимализм. Но я забежал вперед.

В Новоильиновку пароход причалил ночью. Я едва не проспал ее. Хотя «причалил» – неточно. Пароход остановился на некотором расстоянии от берега, и пассажиров доставляли на берег лодкой. На берегу меня встретила сестра, мы обнялись – не виделись уже несколько лет.

В Новоильиновке я подолгу бывал у сестры в библиотеке, иногда заменял ее, выдавал и принимал книги. Готовил с местными школьниками концерт к какой-то дате. Работа библиотекарем в Новоильиновке имела свою специфику. Дело в том, что деревня эта (или поселок) одной стороной выходит к Амуру, другой – к тайге. Никаких дорог, кроме реки, здесь нет. Связь с внешним миром осуществляется только по реке летом или зимой после ледостава. А пока лед не станет, людям делать нечего – и все читают. Библиотека становится местом, где люди встречаются. Осенью и весной почту доставляют вертолетом. В этих условиях в библиотеке большая читаемость, благодаря которой сестра потом стала «заслуженным работником культуры».

Однажды в библиотеку пришли местные девчата, и мы познакомились. Среди них была Нина Захарова, в которую я влюбился. Мне было девятнадцать лет, а ей пятнадцать, но она прибавила себе год, сказала, что ей шестнадцать, боялась, что если она скажет правду, то я сочту ее маленькой. До этого у меня было некоторое увлечение другой девочкой, Леной Подоприго-ра, но она со мной больше играла, ей нравилось мое внимание, или просто она была закрытой натурой. Я остыл к ней и воспылал чувствами к Нине. С ней мы проводили все вечера до поздней ночи. Мы ходили с ней, взявшись за руки, я носил рубашку навыпуск. От возбуждения рубашка внизу оттопыривалась, и я стеснялся этого. Я надеялся, что Нина этого не заметит. Чтобы это было менее заметно, я слегка нагибался вперед, чтобы рубашка опадала, не топорщилась, но не всегда мне это удавалось. Ночи без луны были кромешно темными. Мы ходили по дощатому настилу, который слегка высвечивался в темноте. Иногда где-нибудь вздыхала корова, лежащая прямо на улице, по крайней мере в сухую погоду. Загонять коров в хлев не было необходимости – уйти корове просто некуда. Ну, а после дождей бывали основательные лужи, и тогда мостки очень выручали.

Был со мной забавный случай. Мы с Ниной шли к ней домой, темнота была полная, лишь слегка высвечивались мостки и лужи. В одном месте нужно было перепрыгнуть с мостка на мосток, потому что вокруг всегда была грязь. Сначала решил прыгнуть я сам, чтобы потом поддержать ее. Я собрался с духом и постарался прыгнуть как можно дальше, чтобы попасть на середину настила. Но оказалось, что это не настил светился, а лужа и я прыгнул в самую ее середину, оказавшись в воде по колени.