Тамара Сальникова - Свободное лето. Стихи и проза

Белое стелется мелом ночных дорог,
Ветер роняет росы в живой огонь,
Осень прощает слёзы земных тревог
Всем одиноким, согревшим её ладонь.
Утро проснётся чайкой в твоих глазах,
Смело расправит крылья, и взмах ресниц
Первым вернётся в небо, стирая страх,
С памяти белым снегом пустых страниц.
С радостью прежних вёсен и нежных снов
Радугой счастье светится над людьми,
Осень сорвёт колосья ненужных слов
И звездопадом ляжет у ног любви.
Ветер роняет росы в живой огонь,
В них расплетутся травы, и шум листвы
К сердцу прижмёт, как прежде, мою ладонь,
Белое станет мелом в плену весны.

Вчера за окошком вальсировал снег
Под музыку из антикварной шкатулки.
Он падал, касаясь сомкнувшихся век,
И тихо ложился в пустом переулке.
Казалось, зима не имеет конца,
Как наша с тобой непростая дорога.
Я помню, как робко стучали сердца,
Согретые верой друг в друга и в Бога.
И как осторожно ступала весна,
Струясь по лугам золотой акварелью.
А мы, проводящие ночи без сна,
Смотрели на город, расшитый синелью
Янтарных лучей первозданной зари.
Восход неизменно сменялся закатом,
Пустынный квартал зажигал фонари,
А ливни, стекая по шиферным скатам,
Дробились о землю кристаллами льда.
И всё продолжалось по вечному кругу.
Толпился народ, и росли города,
Но мы безустанно тянулись друг к другу,
Смиренно встречая земные шторма,
Сквозящие в неисчислимые щели.
Тихонько качаясь на склоне холма,
О чём-то молчали мохнатые ели.
И даже высоким домам вопреки
Маячили их голубые макушки.
Над пенными волнами шумной реки
Чирикали ласточки-береговушки.
Я буду скучать по печальной земле,
По солнечным бликам в туманном эфире.
Оставленный след растворится во мгле,
Куда направляется всё в этом мире.
При тусклом светильнике с краю стола
Узорные рифмы цветут в альманахе,
Вместившем церковные колокола,
И горькие мысли, и грёзы, и страхи.
Теперь же они далеко позади.
Взгляни на когда-то родную планету.
Не думай о прошлом, а просто веди
Меня за собой к бесконечному свету.

Она едва земли коснулась…
Вся в музыку погружена…
Как бы во сне, слегка прогнулась,
Ревнивца жалом сражена.
Затрепетали руки-крылья,
Прервав задуманный полёт…
Под звуки страстной сегидильи
Она в бессмертие войдёт!
Звучат испанские слова,
Но перевод сейчас не нужен.
И в танце девушка права —
Он гимном для любви послужит!

Сильный мужчина, смелый и гордый,
Совсем незнакомый, далёкий, свободный,
Немного уставший, совсем не простой,
Живёт в одиночестве Ангел земной…

У Бога прошу его, глядя на свечи,
Верю, надеюсь и жду нашей встречи,
Он умный и добрый, ласковый, нежный,
Горит уголёк в его сердце надеждой…

Взгляд ясных глаз ярко искрится,
И на висках седина серебрится,
Бархатный голос, крепкие плечи,
И говорит он милые речи…

Конечно, он будет самым красивым,
Всё потому, что будет любимым,
Ему не захочется даже обидеть,
Он хрупкую душу сможет увидеть…

Вы хором воскликните: «Нету такого!»
А я вам скажу: – Мне не нужно другого,
Он Ангелом будет, но только моим,
Обычным мужчиной, и очень земным!

Верным, заботливым, честным, желанным,
И в жизни моей таким долгожданным!
Но он где-то бродит, совсем одинокий,
Сильный мужчина и очень далёкий…

Я больше не подмастерье
У видных персон в долгу,
Не служка, не винт в системе,
Кричащий себе «зер гут».

Я больше не подмастерье,
Не тот, чей девиз «Allez!»,
Не дёрганый неврастеник,
Сидящий в своём шале,

Я – дивная часть мистерий,
Заваренных манных каш.
Но всё-таки я не с теми,
Кто в слове убил кураж.

Я больше не подмастерье,
Я сам – дежавю-атлет!
Батут цирковой подстелен
Летящим на свист «Allez!»…

Вокруг возникают степи,
Я слышим на сотни миль.
Я видим, но я не с теми,
Кто ставит в чаду мистерий
Мне, бывшему подмастерью,
На славу и честь лимит.

Но я не повесил клюва,
Скачу напролом в пролом Б
ойцовского псевдоклуба
Походкой нежизнелюба,
Завидный талант проклюнув,
Здоровый нахмурив лоб.

И самый чумной оракул
Меня не своротит вбок.
Я буду простым отаку,
Ведущим с собой в атаку
На ваш скоростной лубок
Поэзии мирный блок.

Безумный ритм: карьера, дом, заботы.
За годом год так жизнь твоя идёт.
На миг остановись и вспомни – кто ты,
Прислушайся, о чём душа поёт.
И пусть слова её совсем банальны,
И незатейливый мотив простой.
Она напомнит юности желанья,
Что ты просил у рыбки золотой.

Ночь. Луна – это глаз пропойцы,
Пятирублёвой монетой выпученный.
Всё меняет свои пропорции,
Мечется ветер, как с клетки выпущенный.
Снова, как в детстве, важнее души обложка:
Будто карга, сутулится
Проблема проблем – одиночество.
И приходит на ум из Хагивары про синюю кошку,
Из Тюи про пуговицу,
Из Дадзая про общество.
Сколько об эту пору колдуньями
Наведено проклятий и порч?
Сколько на свете стихов надуманных
Начинается со слова «ночь»?
Зрачки выжигают костры семафоров:
Я не хочу быть большим и знатным!
Я всего лишь хочу быть кисетом махорки
Солдата с гранатой в окопах затхлых.
Я всего лишь кустарный несчастный поэт,
Что не может заклеить свой рот на скотч,
Что пёрышка весом продавливает паркет
Не стоящего реплики слова «ночь».
Я почти обречённый забытым быть,
Слегка косивший под Маяковского,
Я – носитель побоев бейсбольных бит,
Неизменный любитель всего японского.
Мой стих – не за что помнить и уважать бы,
Если бы не одно вопиющее «но»:
Я в мир сумасшедших опытный провожатый,
Не раз выносивший свой мусор в окно.
Зал ожидания подливкой мясною занят,
Провинциальной эстетики целый двор.
Чем больше часов проводится на вокзале —
Тем больше досада, запал, задор.
Чем больше ты смотришь в толпы творожную массу,
Тем больше берёт какой-то раскисший тошняк.
Секунды, минуты в огонь добавляют масла:
Чуть-чуть посидеть бы – и в обморок точно – шмяк!
…Если забыть о том, от чего тревожно,
И не глядеть на улицу,
И если забыть, какая судьба мне прочится,
То приходит на ум из Хагивары про синюю кошку,
Из Тюи про пуговицу,
Да из Дадзая про счастье и общество.