Лариса Джейкман - Затмение в созвездии близнецов

Мила принялась за разборку. Занятие скучное, но другого ничего не было, поэтому она решила довести дело до конца, несмотря на скуку. Бумаг было много, какие-то черновики, вырезки из журналов, распечатки, письма, конверты. Все это Мила методично раскладывала по кучкам, а письма складывала в отдельный картонный ящичек, пусть отец сам потом их переберет, и какие не нужны, выбросит.

В основном это были деловые письма, с напечатанным на конверте адресом, но попалось одно странное письмо, с адресом, написанным от руки и адресованное не отцу, а «Лагутиным С. М. и В.А.», то есть Милиным родителям. Она машинально вытащила из конверта листок, исписанный крупным, неаккуратным почерком и стала читать.

Писала какая-то женщина, она рассказывала в письме о себе, о своих недугах и переживаниях, которые связаны были в основном с некой Настей, то ли ее дочерью, то ли племянницей, которая, якобы, совсем отбилась от рук, уехала из дома и теперь не известно, чем занимается. Женщина писала, что не смогла воспитать Настю, как подобает и стала расспрашивать почему-то про Людмилу.

Мила поняла, что речь идет о ней, но она бы не обратила особого внимания на это странное письмо, если бы не одно обстоятельство, как-то между строк женщина проронила:

«Надо вам было забрать обеих, вы бы из них нормальных людей вырастили, а так получилось несправедливо, одна, как сыр в масле, а другая, как сыр в мышеловке, того и гляди, пропадет».

Мила перечитала эти строки несколько раз, но так и не смогла понять, о чем идет речь. Она сложила письмо, засунула его обратно в конверт и убрала в свой ящик.

«Интересно, что это за Настя? Кто кого куда забрал?» – размышляла Мила, и тут ей на ум пришло странное обстоятельство, она вдруг вспомнила, что ее свидетельство о рождении датировано двумя годами позже, чем она родилась. Она спрашивала родителей, почему они не зарегистрировали акт ее рождения вовремя, но вразумительного ответа так и не получила. Мама, заикаясь, говорила о том, что они забыли, мол, сразу, что было совсем уж неправдоподобно, а отец сказал, что они потеряли, якобы, ее свидетельство, и им выписали новое двумя годами позже.

В общем, факт этот не был толком разъяснен, но Мила быстро потеряла к этому интерес, не все ли равно, что там произошло. А вот сейчас она опять вспомнила об этом и уловила здесь какую-то связь. Она понимала, что ее отец довольно важный и даже знаменитый человек, чтобы ему вот так запросто писал абы-кто. Значит, эта Антонина его хорошая знакомая, а возможно и родственница.

«Надо будет поговорить с родителями все-таки. Тут что-то не так. Кто они такие, эта Антонина, написавшая письмо, и Настя, о которой идет речь? Почему я о них ничего не знаю?» – думала Мила.

После этого письма у девушки сделалось как-то тревожно и неспокойно на душе. Она остро ощущала эту тревогу и не желала только одного: узнать что-нибудь страшное, удручающее или непристойное. Разговор с родителями Мила откладывала. Не начала она его, когда они вернулись домой, не начала и на следующий день. Прошла уже неделя, а Мила все молчала, то ли боялась чего-то, то ли просто ждала удобного случая.

Но он не представился. Мила со временем успокоилась и даже почти забыла об этом письме.

«Поговорю с ними, если эти Антонина и Настя опять как-нибудь проявятся. Мало ли что, может просто дальние родственники, какое мне, собственно, дело до них», – думала Мила, а вскоре и вовсе забыла и о письме, и об этих людях.

Приближался август. Вот-вот должен был вернуться Виталий, а там и поездка не за горами. Мила блаженствовала и упивалась своей свободой. Часто ездила на городской пляж, купалась, загорала. Ей хотелось приехать на курорт уже подзагоревшей. Она предчувствовала прекрасный отдых и подумывала о том, что Виталий скорее всего сделает ей там, в Анталии, предложение.

Она, конечно, не скажет ему «нет», но попросит подождать окончания института. Ей светила хорошая перспектива, ее уже приглашали на стажировку в научно-исследовательскую лабораторию, занимающуюся проблемами устройства и расстройства психики. Там знали об уникальных способностях Людмилы Лагутиной и однажды даже приглашали ее прочесть небольшую лекцию о сверхвозможных способностях человека, которыми, собственно, и обладала Мила. Все складывалось удачно, слишком хорошо в ее жизни, и Мила боялась перемен к худшему.

Виталий вернулся наконец в Москву и тут же позвонил своей невесте.

– Любимая моя, я ждать больше не могу, хочу видеть тебя. Ты в порядке? – вопрошал он по телефону, и Мила не могла сдержать улыбки.

Радостным тоном она ответила:

– Здравствуй! Наконец-то вернулся. У меня все в порядке, Виталик. Приезжай, я жду тебя.

Виталий появился у Милы примерно через час. Он уже успел привести себя в порядок с дороги, выглядел отменно. Но явился без цветов, что немало поразило привыкшую к повышенному вниманию Милу. Виталий крепко обнял девушку и нежно поцеловал. На Милу повеяло холодом. Она не сразу поняла, в чем дело, и ей стало неуютно рядом с ним и даже как-то не по себе.

– Что-то не так? Что с тобой, девочка моя? – спросил Милу Виталий, когда она немного вздрогнула и отстранилась от него.

– Да нет, просто я перенервничала, пока ждала тебя. Проходи, – сказала Мила и ушла в гостиную.

Разговор у них не клеился. Говорили ни о чем, хотя сначала Виталий пытался рассказывать о своих гастролях с упоением и гордостью, но Мила не проявляла, казалось, особого интереса к его рассказам.

И вдруг она прервала Виталия на полуслове:

– Знаешь, а ты ведь мне изменил.

Юноша потерял дар речи. Он смотрел на нее и молчал, хотел что-то ответить, но слов не находил. Наконец все же собрался с мыслями:

– М-и-и-ла, ты что? Я? Тебе изменил?! – говорил он, слегка заикаясь.

– Да! Ты заряжен чужой энергетикой. У тебя изменилась аура и вообще ты мне врешь! Первый раз в жизни!

Виталий густо покраснел, плечи его осунулись, а руки задрожали.

– Я очень устал за эту поездку. Я недосыпал, нас изнуряли репетициями, я играл трех любовников-негодяев в разных пьесах. Неужели ты думаешь, что все это не отразилось на мне? Мила, я не изменял тебе! Выбрось это из головы. Я люблю тебя и не позволю тебе подвергаться самообману.

Виталий говорил очень настойчиво и убедительно, но на Милу это не произвело никакого впечатления. Она в упор смотрела на своего возлюбленного и, казалось, не верила ни одному его слову. Он это чувствовал, но убеждать ее у него больше не хватало сил.

– Знаешь, Мила, я пойду, пожалуй, – сказал он наконец. – Ты подумай хорошо и, я уверен, ты изменишь свое мнение. У тебя нет никаких оснований подозревать меня, я тебя люблю, ты это прекрасно знаешь. А насчет ауры и энергетики – решай сама. Но я не хочу, чтобы неверные результаты твоих научных экспериментов поломали наши счастье. Будь благоразумной.