Анна Архипова - Хрон 48 минут. Начало

– Что-то интересное?

– Ну тебе должно понравиться.

– Мне интересно про 90-ые, про бандитов – стал рассуждать Ковальчук и тут же заржал.

– Это ты Палю оставь, а ты уже из этого вырос.

– Что значит вырос? Артист растет в ролях, а не с годами.

– Вот именно, в ролях! Нормально играй, нормальное кино будет, – зашипел Сапронов. – В общем, тема такая…

Ася вошла в кухню, Женька сидела на полу у приоткрытой двери балкона и выпускала дым в город.

– Ковальчук, да?

– Ковальчук – напыщенный, самоуверенный, самодовольный индюк! Нет, я все прекрасно понимаю – роли, статус, недоступность, но не мудака же включать? Он бы еще, как молодая бездарность, с ноги дверь открывал и требовал кофе с сушками!

– И как часто такое бывает?

– На каждой съемке, чем меньше у артиста ролей и песен на альбоме, тем больше корона. Я люблю Кобзона. Вот приезжаешь к нему в офис «Пекин», а Иосиф Давыдович тебе стульчик уже организовал, рассказал операторам, как свет ставить, а потом взял и с одного дубля весь текст монтажно рассказал, да так, что его «резать» жалко. Ведь он с душой. Он – человек. А это все…

– Садись, – Женька постучала по полу ладошкой и протянула сигарету. – Я увольняюсь, – Женя еще раз вдохнула и передала сигарету подруге.

– Это потому что программа не сошлась?

– Мне не доверяют… а так работать нельзя. Как можно работать с людьми, если они не верят, что ты можешь расти, развиваться… ладно, фиг с ним. Мишка твой приезжал.

Ася глубоко вдохнула дым и замерла. На секунду задумалась и выпустила.

– Видеть хотел, а чего не увидел?! Испугался? Жень, я с ним уже раз двадцать это обсуждала. Зачем мне мужчина, который ноет, все время ноет: «Я не могу найти нормальную работу, я не могу прибить гвоздь, я не могу, я не могу». Почему я могу, а он не может?! – возмущалась Ася.

– Потому что ты сильная женщина, которая дура.

Ася оторопела от такой наглости.

– Любая умная женщина – сильная. – продолжила Женя. – Только она прикидывается дурой и сваливает все на мужчину. Так же проще! Он решает, а ты красивая.

Женька привстала с пола и открыла холодильник, достала кефир и стала пить из пакета.

– Именно поэтому ты не замужем! – съязвила Ася.

– Бла, бла, бла…

На столе завибрировал мобильный.

– Мишка это…

– Я не буду разговаривать. Я больше не могу общаться с людьми, – скорчила гримасу Ася.

– Я тоже. Но это твой парень вообще-то.

– Бывший парень вообще-то.

– Вот пусть и вибрирует твой бывший парень, – Женька вышла из кухни, не оборачиваясь. – Закончишь, телефон занеси, – бросила она и закрыла дверь в комнату.

– Гадина, – прошипела Ася и схватила трубку.

Она посмотрела на экран, который тут же погас.

– Еще раз позвонишь, возьму. А если не позвонишь… – не успела она договорить, как экран снова замигал, а телефон затрясся в конвульсиях. – Ты что-то хотел? – холодно ответила она.

– Ась… – выдохнул он. – Дома?

– Что ты хотел?

– Я поднимусь? – терялся парень на другом конце радиоволны.

– Не стоит.

– Спускайся. Мы просто поговорим, – просил он так искренне, как когда-то просил провести его на «Вечернего Урганта», когда к нему MUSE приехали.

– Хорошо.

Ася положила трубку и забегала глазами по комнате в поисках переносного зеркала. Нашла его на подоконнике и стала приглаживать растрепанные волосы.

– Телефон занеси, – крикнула сонная Женька.

– Да погоди ты…

У подъезда стояла белая Mazda с длинной царапиной вдоль двух дверей с пассажирской стороны. Эту царапину сделала когда-то Ася, когда приревновала его к «какой-то овечке из Эльдорадо».

Миша ходил из стороны в сторону.

– Ну давай поговорим.

Ася прыгнула на капот и загородила ногой бьющий в стену свет фары. Миша вздрогнул и прищурился, боясь, что на капоте появится вмятина.

– Все нормально, – успокоила она.

– Я хотел обсудить нас… – сбивался он. Взрослый парень смотрел в асфальт и мялся, как будто просил повышение зарплаты у шефа.

– Мне кажется, мы обсудили. – Ася почувствовала превосходство. – Миш, если бы ты хотел, чтобы что-то у тебя было, ты бы делал, а не ныл. Иметь квартиру в Москве – это не повод останавливаться, а возможность работать еще больше…

– Да что ты привязалась к квартире. Ась, я не упрекаю тебя за то, что ты из Сибири! Ты же не ходишь в шапке из медведя и не пьешь водку, чтобы согреться! Я не вижу проблемы в том, откуда приехал или где жил человек. Важно, что ты не хочешь меня выслушать! – злился он, но глаз не поднимал, отодвигая кроссовкой кленовые листья от колеса машины.

– Хорошо. Я слушаю, – смирилась Ася и даже замолчала. Обычно она могла все, но молчать не могла почти никогда.

– Да, мне действительно не нравится твоя работа, я считаю, что человек не должен быть на работе с утра до ночи. Я просто не понимаю, что можно делать ночами в «Останкино»?

– Монтировать, – ничуть не смутилась она.

– Монтировать можно и днем! Ась, есть время, которое определено для работы, а есть время для себя.

– Миш, моя работа не имеет никакого отношения к нормальности. Я не сижу в офисе, как ты, с 9 утра до 6 вечера. Я не всегда могу отдыхать в выходные. Не всегда могу позволить себе отпуск или праздник. И ты можешь говорить, что это ужасно, что это неправильно. И я с тобой согласна! Я тоже злюсь, когда приходится выходить 8 марта на съемку или на монтаж 1 января, но я люблю эту работу. Люблю то, что я делаю. Это же как шоколадные конфеты, ими невозможно наесться.

– Это сумасшествие, Ась! А жить ты когда будешь, если все время работаешь? Заводить семью? – Миша поднял круглые глазища на свою уже не девушку и коснулся ее плеча, пытаясь образумить безрассудную.

– Я об этом еще не думала… – она закусила губу и спрыгнула с капота. – Видишь, в чем проблема – тебе не нравится, что я работаю как умалишенная, а мне не нравится, что ты сидишь и ни фига не делаешь. Мне хочется гордиться тобой, правда, хочется. Но мы разные.

– Это не повод не быть вместе, – убеждал парень.

– Мы уже четыре раза пытались начать все с начала. Ты устраивался на работу, потом увольнялся, шел с друзьями курить кальян и вести задушевные беседы. Или садился дома, жрал оливье и твердил, что тебя никто не ценит! Ну, Мишка, ну ты же не ребенок. Никого не ценят. Мы все кем-то пользуемся, нами пользуются. Мир потребления. Но и в нем можно жить в удовольствие.

Она обняла Мишу, он прижал ее к себе.

– Мне без тебя плохо совсем, – протянул он.

– Тебе не без меня плохо, тебе с собой плохо.

Она обнимала его как брата, уже не чувствуя никакого влечения. Понимая, что если не поставит точку сейчас, то не поставит ее еще раз, и еще раз, и так каждый раз, она, как героини «Модного приговора», будет тянуть до последнего, пока ее не бросит муж-тиран, и придется ей идти за новыми шмотками на телевидение, чтобы жизнь перевернуть. Но как со шмотками не меняется жизнь, так и без точки не будет финала.