Михаил Орлов - Маяк

© Михаил Орлов, 2018

ISBN 978-5-4493-1853-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я увидел его сквозь стекло, когда он еще только собирался войти. Когда же его крупная фигура заполнила собой тесное пространство павильона, я даже испытал что-то вроде гордости за себя. Всё-таки я – образцовый неудачник. Таких поискать. Идеальный собиратель негативной статистики. А я-то был уверен, что всё предусмотрел, и вероятность попасться стремится к нулю. Но случай распорядился иначе.

Он оказался там почти случайно – я тоже. Он заехал после работы за банкой лака – буквально на пять минут. Меня вызвали с производства подменить продавца – не больше, чем на пару часов. Он спутал дверь, и открыл не ту, за которой скрывались «Лаки, краски, политура», а соседнюю, под вывеской «Двери и окна, производство и продажа». Он уставился на меня, я на него. От него пахло парфюмерией и той штукой, которой мама сбрызгивает рубашки, прежде чем пустить их под утюг. Было странно ощущать этот запах здесь, на строительном рынке, как если бы летом на рыбалке вдруг запахло мандаринами.

– Что ты здесь делаешь? – спросил отец, оглядывая ярко освещённый узкий бокс, заставленный дверными полотнами.

– Работаю, – с неожиданным облегчением честно ответил я.

Он медленно исследовал меня взглядом, с головы до ног, пока не сосредоточился на тряпичных кедах, пожелтевших от древесной пыли. Кеды выглядели вызывающе поношенными.

– А университет?

– Бросил, – ответил я, чувствуя, что на лицо так и просится улыбка.

– Давно?

Я только кивнул.

Это случилось два года назад, и это был мой первый настоящий, осознанный поступок. Казалось, я предусмотрел всё: у меня был разработан чёткий план, согласно которому я рассчитывал прожить ещё год, до того дня, когда мне полагалось бы получить диплом. Вместо диплома я намеревался выложить перед отцом его деньги, выделенные на моё образование; деньги хранились на депозитном счете в надёжном банке. Вместе с деньгами предполагалось выложить правду: с университетом я распрощался, и сделал это без сожаления. Учиться было не интересно. Вписаться в студенческое сообщество у меня не получилось. За два года учёбы на дневном отделении я так ни с кем и не сдружился. Дружить было не принято, сама среда университета, не дружеская, но конкурентная, не способствовала возникновению тесных контактов. Сокурсники, по большей части дети состоявшихся и состоятельных родителей, только и делали, что выясняли, кто из них круче; я не мажор, в эти игры не играю. Хотя, теоретически, мог бы. Мне повезло родиться сыном владельца сети строительных магазинов. Наверное, слово «повезло» следует взять в кавычки: моя жизнь никогда не казалась мне простой. Настоящей нужды я никогда не знал, мать могла себе позволить не работать, полностью посвящая своё время моему воспитанию. Это всерьёз тяготило меня: до самого выпуска она лично отвозила меня в школу и забирала после уроков, сопровождая на занятия иностранными языками, которые мне плохо давались в силу моей плохой памяти, или в спортивных секциях, где я тоже не делал успехов из-за несколько замедленной реакции. Отцовское разочарование я ощущал буквально кожей. Всё, что я мог, это как можно реже попадаться ему на глаза. К выпускному классу, когда пришла пора определиться с институтом, обстановка в доме сделалась невыносимой. Когда я осторожно заводил речь о своем будущем, отец заводился: разговоры пресекались его резкими высказываниями насчет того, что я слишком посредственен, чтобы самому решать свою судьбу. Куда мне поступать после школы, выбора не стояло: отец рассчитывал, что я войду в его бизнес, с перспективой впоследствии принять его на себя. Когда я объявил, что не испытываю желания становиться менеджером, в семье разразился скандал. Меня осудили за безответственность, обвинили в отсутствии совести; дело закончилось вызовом неотложки. В результате мне вменили в вину доведение матери до предынфарктного состояния. Вероятно, так оно и было, так что мне пришлось покорно принять свою судьбу, и постараться хорошо учиться там, где мне не хотелось даже появляться.

Усилия были вознаграждены: на восемнадцатый день рождения я получил в подарок не только военный билет, но и небольшую квартиру по соседству с родительской. Предполагалось, что это научит меня ответственности.

Так и вышло. Едва вырвавшись из-под родительского контроля, я бросил университет, и устроился на работу. Внешне всё шло как обычно, я уходил по утрам, и проводил вечера за книгами. Я всё же собирался получить высшее образование, пусть даже лишь для того, чтобы не слишком разочаровать свою семью. Поступил на заочное, и через пару лет должен был получить диплом технолога деревообработки.

Наверное, это генетическое. Я не перенял у родителя ни воли, ни остроты ума, ни скорости реакции, ничего, необходимого хорошему управленцу, но в полном объёме унаследовал отцовскую страсть к ручной работе, в особенности, с деревом. Свой редкий досуг он проводил в пригороде, где за высоким глухим забором в охраняемом посёлке он своими руками строил дом. Дом не был целью, отец получал удовольствие от самого процесса возведения, он создал проект, нашёл участок, залил фундамент; сам придирчиво выбирал материалы, сам пилил, сколачивал, тесал и полировал. Это был его способ отдыхать, то занятие, которое доставляло ему наибольшее удовольствие. Разумеется, в нашем доме имелся инструмент: пилы и рубанки, перфоратор, шлифовальная машина и даже ручной фрезер. Благодаря отцу я с детства умел им пользоваться, и делал это с таким же удовольствием, как и он. Но он и слышать не хотел о том, что это увлечение могло бы стать моей профессией.

Я же пошёл ему наперекор, и со страхом ждал дня, когда мне придётся в этом признаться. Я знал, что отец придёт в ярость. Знал, что он обвинит меня в неблагодарности. Будет упрекать лёгкой жизнью. Станет в сотый раз пересказывать, как тяжело жил он сам, как ему, уже взрослому человеку, пришлось заново учиться, и как трудно было заработать на первую квартиру. Чего стоило открыть свой первый магазин. Как отдавал долги. Как гробил здоровье, зимуя в железных боксах на строительном рынке, как в двадцать пять лет приобрёл ревматизм. Он непременно напомнит, что делал всё это лишь ради того, чтобы моя жизнь была легче, чем его.

Я надеялся, что за оставшееся время смогу найти, чем ему возразить и как оправдаться. Но высшие силы вмешались, и повернули дело худшим образом – отец застукал меня именно в узком боксе строительного рынка, пятничным вечером в разгар бабьего лета, когда безоблачное небо уже начало темнеть. Теперь он стоял прямо передо мной, глядя куда-то вбок от моих коленей. Я ждал, что он начнёт задавать вопросы, и я буду на них отвечать. Главное, не позволить ему убедить себя, что я поступил неправильно. Но он не удостоил меня беседы.