Анна Тотти - Забудь меня, если сможешь. СМС-история

В пятнадцать лет жизнь моя была сложна и совсем не лучезарна. Наша семья вернулась в Россию, потому что в Израиле в те годы было неспокойно. Террористы-смертники подрывали себя на остановках, в автобусах, на бензоколонках и в магазинах. Родители нервничали, начали подумывать об эмиграции в третью страну, куда-нибудь в Австралию или Канаду. В конце-концов решили вернуться домой, в Питер, к бабушкам-дедушкам, тетушкам-дядюшкам, в свою квартиру.

В тот период я была усталой, нервной анорексичкой с кучей комплексов, без друзей, в новой школе и без малейшего представления о собственном будущем. Сейчас я понимаю, что та школа была замечательной, и что меня окружали классные ребята, и что из этого можно было выудить для себя гораздо больше, чем я решилась или смогла.

В двадцать два я окончила институт, а значит, этот год прибавил мне одну вещицу, саму по себе бесполезную, если бы за этим не стояли пять лет усердной, и не очень, учебы, новые знакомства и новый социальный статус. Я была теперь дипломированным специалистом – психологом-консультантом, но без опыта работы. А значит, имела то, что никому не было нужно. Вся наша группа была в том же положении. Никто не знал, куда податься. Работать? Учиться дальше? Все равно, что стоять на оживленном перекрестке и крутить головой во все стороны, стараясь вписаться в его сложное, но имеющее свои законы, движение. Хорошо, что в то время у меня уже сформировалась устойчивая любовь к хореографии, и была группа девочек, у которых я вела ирландские танцы. Хоть что-то незыблемое. Эти небольшие островки стабильности порой спасают.

В январе того года мы съездили в Париж. Мы бродили до ломоты в спине по улицам этого прекрасного монстра, отдыхали на деревянных скамьях готических соборов, вечерами там же слушали орган. Мы засыпали и просыпались под колокольный звон собора Св. Екатерины, к стене которого был прилеплен шестиэтажный дом, и в нем – малюсенькая комнатка, в которой мы жили. Она же спальня, кухня, столовая, душ и уборная. Все – на девяти квадратных метрах зато с небольшим садиком, сооруженном в каменном мешке на уровне второго этажа. В этот садик можно было попасть только через окна нескольких квартир, в том числе, и нашей. Мы так ни разу и не решились выбраться туда, не смогли посидеть на продавленном диване, поболтать с соседями и увидеть прямоугольник парижского неба над головой.

В двадцать три я сделала важный самостоятельный шаг в ирландских танцах, которыми занималась уже несколько лет, Наша студия «Орния» – мое любимое детище – присоединилась к школе тренера из Голландии Кэтрин Рэдмонд – «Redmond school of Irish dance». Это было очень круто! В тот год я несколько раз была в Голландии. Сначала путешествовала, потом – училась в школе Кэтрин вместе с ее учениками, чемпионами Европы.

Через год Кэтрин приехала к нам, в Петербург, на мастер-классы и учила уже моих девочек. Это было большое достижение. Настоящий звездный тренер занимался с моими ученицами. И она хвалила их!

В двадцать четыре были северо-восточная Италия и Таллин с его Певческим Полем и светлоголовой публикой. У эстонок восхитительный натуральный цвет волос – платиновый, чистый, без приевшейся желтизны. В рамках большого фестиваля в Таллине проходили два концерта, двух мировых звезд, которые изначально были неравнозначны для меня. Каррерас или Элтон Джон? Я выбирала для себя, конечно, первого. Но, в результате, прониклась уважением к ответственному трудяге Элтону Джону и разочаровалась в великом Каррерасе, который, совершенно очевидно, берег голос.

Ну и, конечно же, Таллин. Этот город взял меня в плен сразу и навсегда. Он прекрасен в любое время года и в любую погоду. Он всегда разный и всегда желанный. Он как сказка: в нем всегда остается тайна, сколько бы раз ты не приезжал сюда.

А осенью того года, как случается у всех перелетных, мной овладел миграционный зуд, и произошло чудо, о котором я уже перестала мечтать. Я обнаружила в Берлине Академию танца, которую давно искала. Как я не наткнулась на нее раньше?

И я засобиралась в Берлин.

Если подумать – неплохие годы. Насыщенное время. Еще бы получалось использовать его по-полной. Да только кто может этим похвастаться… Но ощущение счастливого времени у меня осталось не от всех этих наполненных событиями лет. Почему? Разгадка нашлась на моем туалетном столике, стареньком, простого фасона, без излишеств. На нем уже давно висит короткое стихотворение Бродского, выцепленное где-то в непростой для меня час: «… когда любовей с нами нет,… когда от холода горбат…» Добавить нечего. Вот он – рецепт счастья, вот она – необходимая его составляющая.

Любовь. И некоторые годы были отмечены ее нереальным светом. И это было счастье. Одно плохо, я еще не была готова к встрече с ним).

2

После дня рождения я заболела. Сидела дома, проклиная температуру, кашель и вынужденное одиночество. И еще не прошедшее разочарование и обиду. На кого? На себя и на него, наверное… Но все по-порядку.

В январе прошлого года я поехала в Москву. Для питерского жителя выбраться в столицу – целое событие. У меня есть дальняя питерская родственница, которая вот уже несколько лет мечтает посетить свою московскую тетушку и племянников, и никак не соберется это сделать. Давнее противостояние между двумя столицами тому виной, а, может быть, самодостаточность каждого города в отдельности.

В моем случае повод для посещения первопрестольной был чрезвычайно важным и не терпел отлагательства. Я серьезно готовилась к поездке в Берлин, в Академию танца. Обучение на подготовительных курсах Академии должно было продлиться около полугода. Учебную визу в российский загранпаспорт получить не так-то просто, а израильский загранпаспорт – даркон – позволяет жить и учиться в Берлине неограниченно долго.

В Москву я поехала со Славкой, товарищем по ирландским танцам, хорошим моим приятелем. Я его не звала, предвидя очереди в консульстве; он собрался сам – неожиданно, за один день, сказал, что ему хочется развеяться, встряхнуться, получить новые впечатления. Его можно понять: он недавно развелся с женой и переживал не самый лучший период в своей жизни. У него, конечно, непростой характер, но он большой молодец. Это точно. Его движение по жизни целенаправленно и осознанно, хотя, порой, и с неожиданными блужданиями, но жизнь ему интересна, и он честен в своих реакциях на ее повороты. В отношении меня Слава претендует на роль наставника, а возможно, и на что-то большее, но довольно тактично, без назойливости и перегибов.

Когда мы со Славой сели в московский поезд, было уже совсем поздно. На перроне толпился народ – все те, кто планировал прибыть в столицу рано утром. Теплое нутро вагона и предчувствие путешествия грели душу. За окном в свете фонарей падали снежинки, между островерхих крыш и башен стоящих вокруг вокзала домов висело грязно-черное, с беловатым налетом ночное питерское небо. Москва на завтра обещала минус пятнадцать.