Оксана Чурюканова - Музыка сердца

Lascia la spina,

Cogli la rosa;

Tu vai cercando

Il tuo dolor…

Звуки клавесина доносились сверху, Карло пел, в первый раз за это время.

– Малыш Карло, ты разрываешь мое сердце! Прошу тебя, успокойся. Или ты не веришь моим обещаниям? Ну, да, да! Мне сложно верить, но я клянусь тебе, скоро моя опера будет готова, мы будем иметь грандиозный успех в любом театре мира!

– К черту твой успех, я никогда больше не буду петь в театре.

– О господи! ― воздел руки к небу Риккардо и выскочил из зала.

Карло все дни проводил в покинутой комнате Роксаны. Она оставила все: книги, одежду, свои картины. На мольберте стоял почти оконченный большой портрет Фаринелли или Карло Броски? ― уставшее лицо, красивая прическа, кружевной воротник, перстень на пальце…

– Риккардо!

– Что, братец?

– Она оставила все свои вещи, свои картины… может быть, она вернется?

– Если она не вернется, то я сам найду ее, я тебе обещал.

– Ты только обещаешь.

– На этот раз я не «только обещаю»! Карло, прекратим этот глупый спор. Там внизу тебя ожидает Порпора.

– Я не хочу. Скажи ему, я болен.

– Сам скажи, он не уходит уже битый час.

Разговор, который состоялся между Карло и маэстро, оказался неожиданным для всех.

– Итак, Карло Броски, ― начал учитель, поглубже усаживаясь в кресло, ― я слышал о вашем безрассудном желании отказаться от сцены. Что ж… Вы не хотите больше дарить себя публике, не желаете славы, что я не могу не отметить и не похвалить вас, но… Вы просто не имеете права не использовать божий дар, явленный вам в виде вашего голоса. У меня есть к вам предложение.

– Я слушаю вас, маэстро, но не ждите, что мой ответ будет положительным. В любом случае, как бы вы ни старались, вернуть вам Фаринелли не удастся.

– Хорошо. Итак, все, что я вам скажу, носит характер государственной тайны, помните об этом. Испанский король Филипп тяжело болен. У него душевный недуг. Безопасность и само существование страны под угрозой.

– Маэстро, при чем здесь мой голос?

– Карло Броски! Вы не раз хвастливо утверждали, что ваш голос имеет особенную власть над людьми и обладает особенной силой. Он действительно долгие годы служил лишь грозным оружием против слезливых дам, настало время применить его в других целях. Я уверен, а самое главное, что в этом уверена и семья монарха, что ваше пение способно исцелить больного. Едемте в Испанию! Видите, я не упомянул никакого театра, вам надо будет всего лишь петь для Филиппа. Если это пойдет ему на пользу, вы окажете большую услугу всей его стране. Вполне благородно, так, как вы любите, ― не мог не съязвить седовласый гений.

– Маэстро Порпора, я не думаю, что мое пение спасет кого-то от недуга. Видите ли, я сам душевно болен.

– Глупости! Вы несете чушь! Мой мальчик, вы ведете себя как слабак! Пора уже признаться в этом!

– Маэстро, ― Риккардо встал на защиту брата, ― не надо кричать на него, прошу вас. Карло все понял, он подумает над вашим предложением.

– Подумайте, Карло Броски! И будьте мужчиной!

Раздраженный маэстро покинул дом так быстро, как позволяли его больные ноги.

– Карло, Карло! Давай с тобой выпьем вина, брат. Этот старикашка сбрендил, не бери в голову.

– Я поеду в Испанию.

– Что?!

– Я поеду в Испанию. Прикажи собирать наши вещи.

– Деточка, подойди ближе, сядь вот здесь, ― тетушка Маргарет подвинула к себе маленький пуф, приглашая меня устроиться рядом. Сама она восседала на старинном, похожем на трон бархатном кресле, утопая в подушках. На первый взгляд могло показаться, что ей давно перевалило за сто. Но, по ее собственному утверждению, она чувствовала себя приблизительно на двадцать.

– Вы так милы, тетушка, что позволили мне остановиться у вас, ― я поправила краешек шали, прикрывавший ее плечо.

– Я очень рада такому соседству, дитя мое! Жаль, что я плохо вижу, но обещай, что покажешь мне все свои рисунки как можно скорее. Я немного разбираюсь в искусстве. Мой покойный супруг был страстным коллекционером всего необычного и привозил из разных стран премилые вещицы. Сейчас я уже и не знаю, где они, все растеряно за столько лет.

– Тетушка, а вы всегда жили здесь, в этом замке?

– Нет, что ты! Это только вторая и не самая лучшая половина моей жизни. Я жила при дворе Тюдоров! Какая я была красавица, сколько у меня было драгоценностей, какой выезд! Не представляешь, шестерка белоснежных лошадей и позолоченная карета.

– Вы и сейчас красавица. А потом что было?

– Потом…. Я влюбилась в моего мужа, Генриха. И он увез меня сюда, в этот замок. Мы стали жить за городом, в полном уединении, ― грустно вздохнув, поведала старушка.

– Но ведь это так прекрасно! Почему же вы грустите? Разве блеск и мишура королевских дворцов сравнится с уютным уединенным замком, где вы вдвоем с любимым?

Я вспомнила наш маленький домик, гроздья винограда, теплое солнце и море.

– Детка, ты вот-вот заплачешь. Не хочешь рассказать старухе о своей печали? Я слышала, что причиной твоего отъезда стали братья Броски. Который из них?

– Не знаю. Причина во мне.

– Так как его звали?

– Карло.

– И ты, конечно, любила его больше жизни, ― улыбнулась тетушка.

– Я и сейчас люблю его больше жизни.

– Дитя мое, так почему, бога ради, ты здесь?!

– Так получилось, и так… будет лучше для нас всех.

– Это глупо и преступно, вот что я тебе скажу. Если бы я смогла тогда удержать своего Генриха от похода на войну… Вот что непоправимо! Кроме смерти, можно исправить все.

– Вы так говорите, тетушка, потому что вы мудрая.

– Ты хочешь сказать, что я старая и потому мудрая, ― она рассмеялась, показывая прекрасные жемчужные зубы. ― Мудрость приходит с годами, дитя. А вы, молодые, так наивны! Вы предпочитаете набивать свои шишки, чем слушать нас, стариков. Как я могу тебе помочь? Мне больно смотреть на твое грустное лицо.

– Тетушка Маргарет, вы могли бы арендовать ложу в королевском театре?

– Могла бы я? Завтра ты получишь свою ложу! Не зря же я столько отдала двору, не правда ли? ― и она заговорщицки подмигнула.

Карло вдруг принял приглашение испанской королевы Елизаветы Фарнезе. Она почему-то была уверена, что пение Фаринелли поможет облегчить муки ее страдавшего неврастенией супруга. По рождению Елизавета была итальянка и, вероятно, слышала Фаринелли раньше, когда приезжала в Италию навестить отца. Позаимствовала ли она свою идею у другой испанской королевы, Марии-Анны Нейбургской, по сходной причине с 1698 по 1700 год державшей при Карле Втором Маттеуччо? Была ли она уверена, что так называемая «музыкальная терапия» способствует исцелению? Как бы там ни было, Карло и его брат отправились Мадрид. Филипп Пятый, внук Людовика Четырнадцатого и первый Бурбон на испанском престоле, дошел к этому времени до крайней степени истощения и депрессии. Ничто не спасало его от приступов черной меланхолии, когда он по нескольку дней не вставал с постели, никого не желал видеть, даже не умывался. Притом он уже более двадцати лет страдал припадками буйного помешательства, когда сам себя царапал и кусал, нападал с кулаками на королеву и утверждал, что он то ли заколдован, то ли уже умер, то ли превратился в лягушку.