Ирина Рикас - Девочка плачет…

– … Ау, где ты? – услышал он в трубке насмешливый голос Аньки. – Ты что там притих?

– Ничего, – сказал Ванька. – Просто думаю о том, что ты сказала.

– А что тут думать, – уверенно сказала Анька. – Просто женимся да и все тут.

Мирабела осталась жива, только побилась сильно. Долго возил ее отец из одного госпиталя в другой, все что-то не ладилось. Наконец, совсем увез в Геную.

Жизнь потекла по-прежнему. Фантино мало бывал дома. Гостя у матери, Орнела однажды достала свои старые книжки, стала листать, рассматривать. Затосковало сердце, захотелось снова читать, учиться. На другой день она попросила мужа повезти ее в библиотеку, что была при церкви, попросила книжек потолще, и чтобы про любовь. Библиотекарь, сеньор Фабрицио, дал ей четыре книжки:

– Вот, Нелита, почитай русское. Ты умница, тебе будет интересно. Здесь и про любовь, и про все.

«Война и мир», – прочла Орнела название.

– Да точно ли здесь про любовь, сеньор Фабрицио? Не для мужчин ли эта книга?

– А вот почитай, а потом скажешь мне: для мужчин или нет.

Орнела начала читать. Первые страницы показались забавными: русская книга, а начинается по-французски. Было приятно, что она все понимает. Французский был в школе; она была первая в классе, даже получила награду: альбом с видами Парижа. Понимая разговоры, она все-таки никак не могла вникнуть в суть. В школе учили про Напо-леоновы войны, но ничего – про Россию.

Скоро герои книги обступили ее, как живые, втянули в свою бытность, заботы, беды. Скуки, томления от утра до вечера как не бывало. Она видела себя то Натали, то красавицей Элен, то умным и беззащитным Пьером, то Мари. Она придумывала продолжения разговоров и, как в бреду, бормотала диалоги, которых не было в книге. Она нашла в доме матери старую свою школьную карту, хотела посмотреть, где эта земля: где Смоленск, Торжок и Москва. Но увидела на карте только огромное, несоизмеримое с Италией, пустое, без всяких надписей – только маленькие буквы «ссср» – пространство.

Чаще всего она представляла себе Андре. Она додумывала его жизнь, сочиняла то, что было с ним между событиями книги, рисовала в своем воображении, как он говорил, ел, ходил, и… – ах, он был совсем не похож на Фанти-но! Втайне, про себя, она решила, что если будет сын, она назовет его в честь Андре: Адриано.

Младенец родился толстый, здоровый, с темными волосиками и сразу темными, в отца, глазками. Дон Камбиазо прислал няньку, велел поселить ее в доме, чтобы помогала ходить за младенцем. Ночью нянька вскакивала раньше Орнелы, переодевала младенца, подносила ей – кормить.

Орнела не хотела няньки, стеснялась ее – опытной, профессиональной – боялась при ней посюсюкать, потешиться сыночком. Ей бы самой, чтобы никто не мешал, но не скажешь ничего: воля свекра. От прабабушки к бабузе, дальше к матери и, наконец к ней самой непреложным законом переходило и укладывалось в голове: воля мужчины – закон. И в который раз неясным, темным облаком клубился в ее сердце вопрос: почему? Почему я должна подчиняться мужчине? Только потому, что я – женщина? Разве я хуже его? Глупее? Разве из его тела выходит это чудо: новая жизнь?! Разве от него зависит, жив ли сынок, сыт ли, доволен ли, здоров ли?

Орнела замирала, поднося к груди маленького Нано. Сидела долго, не шевелясь, чувствуя, как, насыщаясь, тяжелеет маленькое тельце, глядя, как медленно опускаются темные пушистые реснички, как расцветают румянцем смуглые щечки, как жадное голодное сопенье становится спокойным глубоким дыханием. Сынок спал, а она все сидела, держа его на руках, отдаляя момент, когда надо будет встать и положить его в кроватку. Он был ее – только ее, по-настоящему ее. Кроме него все в этом доме было чужое. Даже муж, красавчик Фантино, сладкий Фантино, больше не был своим. После Белучи?! Как не носила она дареных Белучей поношенных платьев, так и не могла больше быть с Фантино.

А тому, казалось, только того и надо! Все реже видела Орнела мужа. Он уже и не пытался скрывать, что развлекается, а не сидит допоздна в магазине. Приходил в конце дня домой, переодевался, надевал шелковую рубашку, красивый галстук.

– Фантино, ты опять уходишь на весь вечер? Опять дела? – спрашивала Орнела.

– Нелуча, ты же знаешь, работы – гора.

– А зачем костюм, галстук новый?

– Ах, Нелуча… Важная встреча в ресторане. Для бизнеса важная.

– Может быть, вместе пойдем? – спрашивала Орне-ла. – Я так давно не была в ресторане!

– Ты была в воскресенье в церкви. И на обеде в доме моей матери. Нелуча, что за разговоры! Ты женщина! Думай о кухне, о доме, о втором ребенке, а не о ресторанах.

– О втором ребенке! Откуда он возьмется, объясни! – начинала поднимать голос Орнела. – Ты приходишь ночью, от тебя пахнет вином! Я не Святая Дева, чтобы зачать ребенка – мне нужен мужчина!

– Ты сама уходишь спать в детскую! – начинал злиться муж.

– Я не могу спать с тобой, когда от тебя несет, как от старого пьяницы!

– Это тебя не касается! – уже кричал Фантино. Ангельские глаза его делались красными, округлялись, выпучивались, казалось – выпрыгнут вон. Тонкие черные усики некрасиво топорщились, в них застревали брызги слюны.

– Ты забыла, кто из нас мужчина? Помни свое место! – И он уходил, хлопнув дверью. Орнела глотала слезы и вспоминала отца. Чем же муж лучше? Так же хочет запереть ее в кухне.

Однажды ночью – Орнела давно спала – она вдруг почувствовала, как с нее сдернули одеяло. Фантино голый, с вздыбленной плотью, стоял над ней. Она отодвинулась к краю кровати, поспешно одергивая задравшуюся ночную сорочку. Он бросился и грубо овладел ею. Она не издала ни звука. Когда он отвалился, она молча поднялась, зажала руками у шеи разорвавшуюся сорочку, босиком пошла в ванную, заперлась там. Возилась долго. Потом прошла в детскую и не выходила оттуда до утра, пока муж не уехал в магазин.

Утром Нано проснулся голодный, жадно хватал грудь. Орнела покормила ребенка, поела сама. Велела няньке собрать прогулочную сумку:

– Собирай на целый день, Лучьяна, я к матери поеду. Ты можешь тоже пойти домой до завтра, я там заночую.

На дно сумки вместе с детскими вещичками и сменными пеленками Орнела сунула свои документы, свидетельство ребенка. Туда же затолкала старую юбку, толстый свитер и стоптанные башмаки; поставила сумку в нижнюю корзинку детской коляски. На дно коляски, под кружевную простынку, подсунула теплое одеяльце. Потом пошла в ванную, заперлась.

Из шкафа под раковиной, из плоского чемоданчика с мелкими домашними инструментами, достала плоскогубцы. Задрала свою тонкую, в «полусолнце» юбку, прикрыла тканью голую нежную кожу на внутренней стороне бедра и сильно, как могла сильно, сквозь ткань прищемила кожу плоскогубцами. От боли вспыхнуло багрово перед глазами, вспотел лоб. Орнела отдышалась и прищемила кожу опять, чуть выше, и еще раз, и еще. Затошнило, все поплыло перед глазами. Она помедлила немного, приходя в себя. Потом намочила полотенце и зажгла стоящую у ванны ароматическую свечу. Спустила трусы, обнажила низ живота и поднесла свечу. Вспыхнули волосы, опалилась кожа. Орнела до крови прикусила губу, чтобы не закричать. Прижала мокрое полотенце к опаленной коже. Постояла, согнувшись, опершись руками о ванну, хватая открытым ртом воздух. Включила воду и, наклонив голову, напилась из-под крана. Потом умылась, пригладила перед зеркалом волосы…