100 Рожева - Медленнее, ниже, нежнее… Рассказы о мужчинах, людях и сексе

– Круто! – сказал Иван. – Не знал. Но, слушай, Василич, я, как офицер, немного знаком с физикой. Этот случай противоречит элементарным законам. Закрыть телом пулемётную амбразуру невозможно. Одна винтовочная пуля, попадая в руку, сбивает взрослого человека с ног. А пулемётная очередь в упор сметёт с амбразуры любое, даже самое тяжёлое тело. Так что это, мягко говоря, лажа.

Василич побагровел.

– Ну ка, повтори, что ты сказал, салага! – он поднялся и пошёл на Ивана.

– Э, тих, тих! Мужики, вы чего! – вскочил Володя. – Матросов! Ты бы думал, что говоришь! И ты тоже, Василич, ну чё ты, нюхнул чуток и лезешь в бутылку! Хорош! Отвоевали, победили! Таких матросовых в России знаешь сколько было… Давай лучше о бабах. Я вот лично уже на любую согласен… Забыл как живая выглядит…

– Да ну, от живых проблемы одни, – буркнул Игорь.

– Вот щас не поонял! – привстал Володя. – У тебя труп красотки под койкой, что ль, Игорёк?

– Да нет, ты что! – замотал головой Игорь. – Кукла…

Дальнейшие объяснения счастливого обладателя единственной женщины на корабле утонули во всеобщем гуле и улюлюканье. У проговорившегося бегали глазки, но было поздно. Пришлось демонстрировать даму. Игорь принёс обычный с виду чемодан и извлёк оттуда куклу неимоверной красоты. Повисла тишина. Искусственная девушка отличалась от живой лишь молчаливостью. Волосы – настоящие, длинные, тёмные, блестящие. Бархатная кожа, тончайшее кружевное белье, большая грудь с торчащими сосками, пухлый рот округлен буквой «О» и вагина без волос, со всеми анатомическими подробностями.

Иван вышел на палубу, укутанную чёрным одеялом ночи в прострелах звёзд. Море ощущалось только по запаху, но миллионы тонн солёной воды ни с чем не перепутаешь. Он вспомнил, как мальчишкой мечтал стать морским офицером, как поссорился с матерью из-за этого, как уехал учиться, как был счастлив, когда попал на БПК «Прямолинейный». И вот он здесь, в своей солёно-звёздной мечте, а на душе муторно…. Наташка… Ну что, Наташка… Если любит, дождётся…

– Ты чего ж ушёл-то, боец? – раздался рядом голос Василича. – Там мужики групповое изнасилование устроили с особым цинизмом, – он засмеялся и пальцами разгладил усы.

– Да не знаю, – тихо отозвался Иван. – Меня невеста ждет. А тут… ну измена не измена, а все равно как-то противно…

– Три тыщи зелёных такая игрушка стоит, представляешь? Игорёк-то, жук, её ещё полгода назад прикупил, а проболтался только сейчас! А что противно, это ты точно сказал.

– Не понравилось? – улыбнулся в ночь Иван.

– Да я и не пробовал, – махнул рукой Василич. – Посмотрел, как эти здоровые дураки резвятся и ушёл. Старый я уже для таких новшеств. Я по старинке. Повесишь в каютке фотку красоточки какой-нибудь и вручную! – он захихикал, тронув уже отглаженные усы. – Когда по три месяца на боевом дежурстве в море, чего ещё делать? Хорошо, что каюта двухместная и сосед на вахте, когда ты с неё приходишь. А в иллюминаторе море до горизонта. Свихнуться можно запросто. Как тут без рукоблудия, когда по сто дней без баб. Зато потом на берегу кабаки гудели от разгула! А уж там баб – завались! Мы Севастополь так и называли: «город камней, блядей и бескозырок». Офицеры гудели в кабаках, матросики – на дискотеках. Случаев изнасилования тьма! Бывали случаи, когда девчонку приводили на корабль, и если он стоял у стенки на ремонте или ждал выхода на боевую, её держали где-нибудь в дальней каморке, кормили и потрахивали по очереди. Это, правда, пресекалось строго. Да только из энтузиасток всегда очередь выстраивалась. Мужиков-то видных и при бабках тучи! Да и бабы были нечета этой резиновой! Красивые бабы были в Севастополе! Да и в других городах Крыма. Тогда он был наш… А мы стояли в Новоозерном, там сейчас база флота Украины. Хотя уже кирдык их флоту. Корабли у них были старые, наши… – Василич замолчал, тяжело вздохнув. – А ты, Ваня, молодец! – вдруг хлопнул он Ивана по плечу. – Невеста это правильно…

Солнце било из амбразуры облаков точно в мишень зрачка. Иван на секунду отвернулся, но солнечная «очередь» продолжала пульсировать перед глазами. Американец вывалился из тучи неожиданно – сразу огромный, острокрылый, наглый. Левый вираж и он снова спикировал на корабль, чуть не задевая брюхом мачту и дразня звёздно-полосатым флагом. «Три, четыре, пять…» – считал Иван количество заходов и сглатывал заложенность в ушах от рёва самолетных турбин. В прошлый раз было двенадцать, а в позапрошлый – девять. Американец вошёл во вкус, летает к ним как на работу. «Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать…» – вслух считал Иван, чувствуя, что ему все труднее сохранять спокойствие. «…Девятнадцать, двадцать, двадцать один!!! На!!!»

Залпом содрогнуло корабль. Сияющие обломки американца на мгновение застыли в воздухе. Солнце успело порезвиться на всех частях бывшего самолёта, способных к отражению света, включая часть со звёздно-полосатым флагом. Над обломками взлетело кресло катапульты. Затем и оно полетело вниз, а над летчиком взорвался белый купол парашюта. Иван видел перекошенное ужасом лицо пилота, болтающегося в небе. Ему больше не улыбалось, и этот факт как нельзя лучше способствовал спокойствию. К Ивану уже бежали ребята, а в рубке орало начальство. Ор заглушил взрыв приводнившихся остатков самолёта. Изумрудная стена воды, пронизанная солнцем, отделила Ивана от прошлой жизни…

За американским летчиком выслали спасательный катер. Это было ЧП. Нота протеста, разборки… «В мирное время сбит палубный истребитель США» За офицером Матросовым выслали вертолёт, сняли с корабля, списали и уволили из рядов ВМФ. Когда увольняли, адмирал тепло сказал ему: «Спасибо, сынок, Иван Матросов!» и потряс руку…

Молодой мужчина в пальто шёл по весенней улице. Он любил это время года. Любил, как солнце резвиться в окнах, битых стеклах, ручьях. В ближайшем ручье, мощном и протяжённом, пацаны пускали кораблики. Мужчина остановился посмотреть. В кармане завибрировал телефон.

– Здорово, Иван! Это Василич, помнишь ещё такого? А я вот еду на побывку, домой, приветы тебе везу!

– Здорово, Василич! – улыбнулся мужчина, следя за бумажным кораблём. – Как у нас там?

– После тебя – тишь, гладь, божья благодать! – засмеялся Василич. – Никто ничего! И довольно долго! Самолеты ихниилетали вдалеке, и корабли от нас подальше держались! Потом, конечно, понемногу оправились и по новой стали наглеть. С нами параллельными курсами стали ходить американцы, их фрегаты шестого флота. А у нас за бортом в люльке болтался матросик, подкрашивал облупившиеся места. Американцы подошли близко, метра два до них было, и ржали, глядя как матросик боится. А кисть-то на длинной палке, так паренёк изловчился и написал у них на борту большими кривыми буквами «ХУЙ»! Веселились всей командой! А когда этот матросик на борт поднялся, просил меня тебе привет от него передать. Так и сказал: «Ивану Александровичу передайте привет лично от меня!» О твоем-то подвиге тут легенды ходят! Вот, передаю.