100 Рожева - Были для пацана

Как-то потихоньку Маша охнула, напряглась её упругая спина, свет облизнул острую лопатку и ямки над попкой, потом медленно, со стоном она стала приседать на Симе, всё увеличивая амплитуду, он лишь поддерживал её попку. Когда она прокричала свое ведьмовское – да дада, ммммм!!! – то всё равно присела не на самый Симин пах, а чуть ниже на колени ему. Сима аккуратно снял её с себя и посадил рядом. От нее пахло странным, щекотным запахом, от которого першило в горле – приятно и страшно почему-то.

А Сима опять встал к её лицу своей «битой»:

–Давай, девочка, помоги и мне кончить…

И она, широко открыв рот, засунулась на треть резинисто-сморщенного члена. И тут я увидел воочию процесс коитуса (словечко из теории Власовой), хотя этот термин вроде относился к проникновению писи в писю. Обхватив резину губами, она двигалась по баклажану Симы. Довольно быстро Сима испустил глубокий стон и замер, а Маша, сделав глотательное движение горлом, замерла тоже. Потом из её рта плавно вынырнул мешочек, полный чего-то, в темноте цвет не особо видно было, но мешочек был как капитошка, которую мы в школе кидали из окна на головы прохожих. Сима нагнулся, поцеловал Машу в щёчку, и поплелся к выходу.

– Белов, тормозни!

– Да надоели вы, бабники, мы на сборы едем, а не просто так катаемся!

– Останови, говорю, или я тебе в пепельницу щас это положу, – Сима махнул снятым напальчником с жидкостью.

–Ха, друг жидомасон, ну ты прям кончало какой-то, мало того, что балдарес как у осла, так еще и спускаешь как жопа с поносом. В окно выкинь! – пробулькал помойный котяра Колян.

Белов остановил, дверь пшикнула, уехав в сторону, и Сима вышел на воздух.

Проснулся Дед и тренер Оськин. И Волошин тоже. Только было проветрившийся Икарус вновь наполнился нажористым запахом спермы и потных мужских тел. Кто-то пил водку, шумел Попов, Коля с Толей молча летели в своих далеких мыслях. Я чувствовал завывание песчаного ветра восточной страны через ржавую решётку в колючей проволоке в том союзе равных по силе духа и отверженности от людского мира этих двоих друзей детства. Сима беседовал с Оськиным, вернее, он что-то говорил мотающейся пьяной башке тренера. Юрец примерял «напальчник», выпрошенный у Симы на свой член, вполоборота к Попову.

– Га-га-га, солдат, хим защита по самые яйца, давай на них узлом и завяжи, может и не соскочит, га-га-га, – ржал остолоп Попов.

Юрец быстрыми гребками пловца по мутным водам, оттарабонил размягшую Машу. И не парясь, выкинул в форточку использованный «напальчник».

Потом настала очередь Деда. Он тоже надел хим защиту, свою, по размеру. И так и эдак, и на коленках и сзади, и лежа сверху, и лежа снизу – очень долго «работал» с измождённой Машенькой. А потом в позе Симы, притягивая Машу к себе на себя, стал целовать её в губы. И тут возник Коля:

– Опаньки, фаршманутый Дед, считай, ты Симу в член поцеловал, теперь пить будешь из отдельной стопки и зубную щетку отдельно клади!

– Пошёл на хер, зэк, – не обращая внимания, огрызнулся Дед.

– Ах ты падла, ща кишки выпущу! – Коля рванулся к Деду (на хер нельзя посылать в зоне – это я уже сейчас знаю).

Крокодил таки напал – волосатые руки Толяна сплелись с синими Коли. Сидение затрещало. Питон из бицепса и предплечья быстро обвил бычью шею Коли. Хрипы, попытка нажать на глаза, но Толян зубами поймал руку Коли. Еще несколько попыток вырвать сидение из пола, и Коля сник. Питон отпустил обмягшее тело.

Дед встревожился, но увидав победу Толика, продолжил целовать Машу. И тоже победил. Волошин долго мучился онанизмом, долго упрашивал Машу помочь ему ротиком и, в конце концов, нашёл себе применение, раскопав в куче сумок новую бутылку водки.

Маша надела скомканный плащ, пошарила в кармане, чему-то сладко улыбнулась, ощупав содержимое кармана, и попросила покурить у Юрика.

– Хуяся, корешок, век не забуду, – пришёл в себя Коля.

Толян как и прежде реинкарнировался в крокодила. Лучше его не тревожить, когда он думает, если он вообще думает о чем–то. Белов вёл Икарус в ночь, постоянно цыкая, и наминая себе в паху рукой, словно клопов давил.

Уже светало, Мценск мы давно проехали. Остановились у редких в то время придорожных кафе. Пошли завтракать. Столовая обычная, советская: подносы, полоса раздачи продуктов с поварихами, касса. Дед поухаживал за Машей, взял для неё суп, сосиски и пюре. Поели, сходили в туалет, покурили. Сели в Икарус, Толян за руль, Белов спать, мы с Ваней тоже полезли спать, благо, место появилось. Когда трогались, я услышал голос очаровательной Маши:

– Ой, кажется, Колю забыли.

– Да здесь я, девочка, гы-гы.

Дед сел ближе к Толе на переднее сидение, а Попов блокировал собой Колю на четвёртом ряду слева по ходу движения. Маша сидела рядом с Дедом.

– А смотрите, она Колю больше всех запомнила, – резюмировал Волошин, – Ты чё с ней делал, пятнистый собрат наш, признавайся, как можно покорить сердце девушки за один трах?

– Учись, фраерок, книжки умные читай, – промямлил засыпающий котяра Коля.

Машу высадили у какого-то моста, она сама там попросилась, мол, там удобнее ей обратно ехать домой. Я засыпал, но все же посмотрел ей вслед в окно. Она помахала мне рукой, подарив воздушный поцелуй.

– Пока, защитничек мой, – услышал я за стеклом её приятный чуть хрипловатый голос.

Я бы женился на ней, подумал я, если б она жила в Москве, и я мог найти её. Она такая красивая, такая скромная, у нее такая красивая родинка на шее и такие красивые волосы, а груди, а треугольничек…. Женщина!!!! С этими мыслями я сладко заснул.

Проснулся, когда опять было темно, и дождь лупил по окнам, а по крыше что-то скребло когтями.

– Ух ты, что это? – подскочил я.

– Не бойся, это ветки по крыше, по лесу едем, почти приехали уже, крепко спишь, – отозвался дремавший рядом Сима.

Я вылез из спального отсека, все в основном дрыхли в креслах. Толян по-прежнему был за рулем. Икарус плыл по песчаным волнам лесной дороги, на больших перевалах шкрябая пузом по их верхушкам. Свет фар выхватывал разреженный лесок из низких кустистых деревьев, а из форточки пахло морем. Я радовался любимому аромату, вселяющему фантазии о кораблях под парусами.

Наутро, когда приехали, я насладился красотами местности. Это был пионер лагерь, сданный нам для тренировок. Одноэтажные корпуса с большими окнами, центральная аллея с красным знаменем на флагштоке, спортплощадка на покошенном газоне и великолепный вид на морской залив за высоким обрывом, огороженным каменным заборчиком с балясинами. Уже никто не бухал, со следующего утра с подъёмом в шесть началась обычная спортивная жизнь. Всё изменилось в лагере. Никаких блатных выходок Коли и бравад Попова. В авторитете были те, кто быстрее и смелее – Белов, Сима, Толя и мы с Ваней в конце списка. Мне всегда нравились правила спортивных команд, где неважно, какой у тебя кошелёк или статус, главнее тот, у кого бицепс больше, сила удара лучше, ловкость и храбрость, и сверх авторитет – тренер.