Эл Дилан - Шип

– Мисс Уильямс, я… я не… – Салли со страхом посмотрела на Сару, язык не слушался ее, – не смогу, как Вы, убивать невинных людей!

– Невинных? – голос Сары прозвучал как раскат грома, – ты плохо слушала? Или ты просто хочешь меня оскорбить? Я, по-твоему, маньячка? Я монстр?

– Простите! – Салли разразилась рыданиями. Все эмоции, скопившиеся за этот долгий и тяжелый день, нашли свой выход. Слишком многое произошло, слишком многое, что Салли даже возможным считать не могла. Девушка громко стенала, закрыв лицо руками. Она не думала о реакции Сары, но потом, анализируя происшедшее, она не могла поверить в то, что сделала мисс Уильямс. Салли скорей бы поверила, что в дом попал метеорит или он был стерт с лица Земли цунами, чем в то, что ее наставница протянула к ней руку и погладила ее по голове. Пока Салли успокаивалась, Сара нежно перебирала ее волосы. Когда Салли осознала, что происходит, она успокоилась очень быстро и стала пораженно глазеть на мисс Уильямс. Та убрала руку и, спокойно смотря на Салли, произнесла:

– Это был последний раз, когда тебе было позволено проявить слабость.

«Лучше бы она меня ударила» – с горечью подумала Салли.

Сара встала из-за стола и поднялась наверх, оставив ученицу в тяжелых размышлениях. Девушки долго не могли уснуть, обдумывая прошедший день. Их жизнь должна была измениться, и обе не желали этих перемен.

Талый снег 1 1 Семью годами ранее

– Желаете что-нибудь выпить? – очаровательная стюардесса, должно быть, повторяла эту фразу уже в третий раз, но только теперь смысл сказанного дошел до его сознания.

– Нет, благодарю Вас.

Паркер Джеймс Эванз, член палаты лордов Парламента Великобритании, был, как всегда, вежлив. Несмотря на то, что он не спал уже двадцать шесть часов, несмотря на полученные угрозы, несчастный случай с его трехлетней дочерью и, наконец, несмотря на желание супруги развестись.

Разве он был плохим мужем? Или отцом? Плохим пэром? С двадцати пяти лет Паркер работал для своей страны, как никто. Он посвятил себя работе, он действительно верил во все, что делал. В тридцать пять он женился на Доминик, в сорок она подарила ему дочь. Доминик и Стэфани Эванз редко виделись с ним, особенно в течение последнего года. Паркер не тяготился их обществом, просто он думал, что защищает их. Наконец дочь стала воспринимать его как редкого, чрезвычайно щедрого гостя, а жена – как чужака.

И у самого Паркера были интрижки, но, разумеется, Доминик об этом не знала. Он был щепетилен, у него есть семья, и его сошедшая с обложки Vogue жена не должна подвергаться такому унижению. Доминик же не была такой осторожной. О ее любовнике уже несколько месяцев гремели все газетные заголовки, а фото качка раза в два моложе Паркера в обнимку с матерью его дочери украшали все витрины газетных киосков.

Сорокатрехлетний пэр был не то что унижен, он был просто раздавлен ее предательством. Неожиданно для себя он обнаружил, что измены жены причиняют ему изощренную боль, никак не связанную с косыми взглядами окружающих, и вызывают мучительное чувство вины. Паркер не мог прилететь к ней, вместо этого он позвонил ей в Тоскану, надеясь услышать любые оправдания или, по крайней мере, сожаления. Вместо этого, его окатили равнодушием, и презрением, и ненавистью – без капли раскаяния. Она обвинила его в полном безразличии к ней и к их дочери. Да, он слишком много работал и слишком мало времени уделял семье, но он делал это для них. «Для себя, ты все делаешь исключительно для себя и своего эго» – заявила Доминик. Их полный ярости разговор только ухудшил состояние Паркера. Единственное, что он смог сделать, – это убедить ее не подавать на развод.

Полтора месяца назад он получил первую угрозу. Доминик не отвечала на звонки. «Я боюсь за вас, я боюсь за свою дочь» – хотел сказать Паркер, но не мог. Жена позвонила ему сама, чтобы сообщить о том, что Стефани погибла. Это был несчастный случай – девочка неудачно скатилась с горки и сломала шею. Но ни Доминик, ни Паркер не обманывались на этот счет. Перед его глазами и сейчас стояло обрамленное светлыми кудряшками детское личико в форме сердечка и ярко-голубые глазки, в которых потухла жизнь.

Полные горечи слова Доминик били его, точно плеть:

– Тебе никогда не было до нас дела. Не могу понять, в каком бреду я находилась, когда решила, что буду счастлива с тобой. Ты отнял у меня все на свете – мою работу, свободу, чудесные годы моей жизни, а теперь и мою дочь. Только ты виновен во всем, что случилось! Будь ты проклят!

Больше он ее не видел. Неделю назад пришло уведомление о бракоразводном слушании. И вот он, точно страус, спрятался в салоне бизнес-класса от своего горя и проблем. Ежегодно эту неделю он посвящал зимнему спорту, и не стал отменять поездку и в этот раз. Куршавель поможет ему прийти в себя.

Следующий день Паркер решил провести катаясь на сноуборде. Хотя люди его круга и возраста обычно с презрением относятся к этому виду спорта, мистеру Эванзу он доставлял несказанное удовольствие. Его друзья, ярые поклонники горных лыж, еще не успели присоединиться к нему, так что он собирался насладиться уединением, быстрой ездой и свежим ветром.

Он натянул перчатки и был готов надеть очки, когда кто-то толкнул его в бок. Этим кто-то оказалась молоденькая девушка в бело-кремовом лыжном костюме. За ее маской скрывались темно-карие глаза, искрящиеся неподдельным смущением.

– Простите меня, пожалуйста. Я просто никак не могу зафиксировать ботинки, ничего не выходит, – протараторила она на французском с сильным американским акцентом.

– С радостью тебе помогу, – ответил Паркер по-английски, сопровождая слова нежной улыбкой, – как тебя зовут?

– Кристина. Очень приятно, еще раз извините меня, – она протянула ему руку, с явным облегчением переходя на родной язык. Ее щеки слегка порозовели – то ли от смущения, то ли от мороза.

Когда Паркер решил ее проблему и выпрямился, девушка затараторила слова благодарности. Мистер Эванз решил, что она из тех женщин, что не могут молчать ни минуты, при этом говорят быстро и сразу обо всем. Отчего-то это не раздражало, наоборот, она была очаровательна. Молоденькая, смущенная и очаровательная.

– Где твои родители? – спросил Паркер.

– Родители? – ошеломленно повторила она и рассмеялась, – поверьте, я гораздо старше, чем кажусь.

– Сколько же тебе лет? – произнес Эванз и тут же пожалел об этом, – простите мою бестактность. Мне показалось, что Вам не больше семнадцати.

Девушка весело усмехнулась.

– Поверьте, я не ребенок.

– Вам хотя бы больше двадцати одного?

– Разумеется, – храбро заявила она, кокетливо подмигнув Паркеру.