Вячеслав Кеворков - Сюртук

Дом Отто Карловича вроде бы как у всех, но, тем не менее, отличался от своих собратьев. Забор, например, главная достопримечательность России, отличался от своих собратьев-соседей своей низкорослостью, прозрачностью и вообще напоминал скорее кладбищенскую ограду, поставленную не для защиты от нашествия посторонних, а лишь для того, чтобы обозначить границу между живыми и усопшими.

Были и другие признаки, отличавшие этот дом от соседних. Он был единственным, на крыше которого был установлен флюгер в виде металлического флажка. Он показывал живущим в доме, а также проходящим мимо, откуда дует ветер, хотя они и сами об этом догадывались.

И в тоже время окна обрамляли резные наличники самого причудливого узора, что было характерно почти для всех домов в округе. Чем богаче выглядели наличники на окнах, тем зажиточнее был хозяин.

Сочетание своего и привнесенного чужого еще больше бросалось в глаза Федору, когда встретившая с неподдельной радостью хозяйка провела его в комнаты. В прихожей на стене висела небольшая проморенная доска, на которой был нанесен текст житейской мудрости на старонемецком диалекте, на которую прежде Федор то ли по глупости, то ли по молодости, а скорее всего по сумме этих прекрасных качеств, не обращал внимания.

Сейчас он не только внимательно прочел, но к своему удивлению и понял смысл текста, набранного свинцовыми буквами: «Каждый сам кузнец своего счастья». Для наглядности мудрость была проиллюстрирована. Сверху над текстом красовалась выдавленная из металла жанровая картинка, на которой изящный конь кокетливо задрал переднее левое копыто, куда припавший на правое колено мастеровой прибивал подкову.

Отштампованный на тонком железе конь тут же вернул Федора к тяжелым воспоминаниям о больном жеребенке. Захотелось немедленно вернуться домой, но он тут же вспомнил, что приехал сюда как раз для того, чтобы спасти своего любимца.

– Как хорошо, что ты приехал. Мы как раз собирались обедать. Сейчас Отто придет, он будет необыкновенно рад.

Жена Отто Карловича Лидия была женщиной скрытого обаяния, которое в первую очередь выражалось в спокойном и тихом характере. И говорила она словно вполголоса, как будто опасалась разбудить кого-то постоянно спящего. А кроме того, у нее был такой разрез глаз, что создавалось впечатление, будто она постоянно и еле заметно над чем-то усмехается. Худобой она не страдала, но и полной назвать ее было бы трудно. От всей ее фигуры веяло каким-то особым теплом, добром и необыкновенной преданностью делу, идее или человеку, которому она однажды поверила.

Говорили, что предки ее были немцами-переселенцами из Германии еще екатерининских времен. Видимо, это сыграло решающую роль, когда родители определили ее на учебу в Московский институт иностранных языков. Не последнюю роль в выборе профессии сыграл и тот факт, что в Москве проживала ее тетка, сестра матери – женщина одинокая, которая с удовольствием приютила у себя студентку на все годы учебы.

По окончании института Лидия по распределению приехала в родной город преподавать немецкий язык в местном училище. Через несколько лет ее, можно сказать, случайно, направили работать в качестве переводчицы на немецкую фирму «Сименс», которая с давних времен занималась обеспечением телефонно-телеграфной связи на железной дороге Москва-Петроград. Именно тогда в эту улыбчивую, невероятно спокойную девушку ухитрился влюбиться сотрудник фирмы «Сименс» Отто Карлович Метц, да так, что тут же потерял голову и женился на ней. Родители Лидии не были против этого брака и выбор любимой дочери приняли как неизбежное.

Посчитав свой житейский долг выполненным, они ни о чем не расспрашивали и тихо, один за другим, ушли из жизни с интервалом в три месяца, оставив дочери добротно сработанный двухэтажный дом и все, что нажили за свою жизнь. Молодые сочли, что будет правильным решением переехать в дом родителей Лидии. Было бы несправедливо считать, что их смерть связана с нежеланным замужеством дочери. Просто они поспешили освободить житейское пространство для любимого чада.

Лидия в свою очередь никогда не забывала своих родителей, заботливо ухаживала за их могилами и никогда не сожалела о том, что вышла замуж за иностранца. Немцы были тогда у российских людей в большом почете. Начиная от школы и заканчивая высшим учебным заведением везде насаждался немецкий язык, правда, с разным результатом. Все немецкое считалось лучшим. Отто Карловича сразу же пригласили преподавать немецкий язык в училище, а чуть позже, когда он освоился с русским, и математику. Жизнь у них текла ровно и тихо.

Никто из соседей или проходящих мимо не слышал, чтобы кто-нибудь из них хоть раз повысил голос. О людях они никогда не говорили дурно. В гости они почти не ездили, у себя принимали только Федора-старшего с женой. И тогда из окон иногда доносилась немецкая речь вперемешку с русской.

Жили они в своем доме на окраине города почти безвыездно. Детей у них не было, но даже и эта большая семейная травма не могла нарушить установившегося равновесия между ними.

Но вот однажды Лидии пришлось превозмочь себя и поехать с мужем в Германию на похороны его отца, к которому Отто испытывал величайшее почтение.

Отец Отто Карловича начал свою карьеру, работая еще мальчишкой электриком в мастерских гениального немецкого изобретателя Вернера фон Сименс, основателя всемирно известного концерна по производству и усовершенствованию электро телеграфной техники. Отто буквально пошел по стопам отца и, вопреки существовавшей практике, препятствовавшей распространению семейственности, работал инженером на одном из предприятий концерна и был командирован после революции в России для руководства работами по оснащению железнодорожной линии Москва-Петроград, где и состоялось его знакомство с русской переводчицей немецкого языка. Смерть отца и предстоящие похороны лишили Лидию любых аргументов против того, чтобы не ехать в Германию.

– Лида, дорогая, – сказал Отто, – в Германии к смерти близкого относятся менее трагично, нежели в России. Но к ритуалу похорон – много серьезнее, чем у вас. Как бы родственники ни относились друг к другу, на похоронах близкого человека они должны обязательно быть вместе.

Из Москвы до Берлина ехали более двух суток. На вокзале Анхальтбанхоф в Берлине их встречали мать, брат и сестра Отто. У всех были черные повязки на рукавах. К удивлению Отто Лидия за несколько часов до прибытия поезда в Берлин переоделась и сошла на перрон, одетая во все черное, что, как заметил наблюдательный Отто, вызвало у встречавшей их матери не только удивление, но и удовлетворение.