Вячеслав Кеворков - Сюртук

А на другой день, когда Лида явилась в церковь на прощальную службу и на кладбище, добавив к черной одежде еще и черную шляпу, это обстоятельство почти примирило строптивую мамашу с появлением на их достаточно витиеватом родословном древе русского отростка. Вечером после поминального ужина один из многочисленных племянников, добродушный лоботряс по имени Ганс с лицом, усыпанном ярко-рыжими веснушками, и красным, облупленным от солнца носом, конфиденциально сообщил расположившей чем-то его к себе Лиде:

– Бабушка говорила нам, что ты появишься на похоронах в красной косынке на голове, в синей рубахе и обязательно в резиновых сапогах. Как все русские женщины на открытках, которые присылал нам Отто из России. Честно говоря, я эти открытки рассматривал. Они у бабушки в шкатулке лежат, и должен сказать, что ваши пионеры на наш гитлерюгенд очень похожи – маршируют в колоннах, вечером у костров сидят, днем в горные походы отправляются, потом в море купаются. В общем, у нас, как у вас. Главное, чтобы все вместе. Спортом занимаются, чтобы здоровыми быть.

Дабы не разрушать стереотип, созданный бабушкой, и не подрывать ее авторитет, Лидия призналась, что до границы ехала действительно в красной косынке на голове, но затем, чтобы угодить бабушке, переоделась в поезде.

– И правильно сделала! – воскликнул Ганс. – Иначе она тут такое бы устроила, что и тебе, и Отто здорово досталось.

На другой день весь клан, включая и Отто, выехал в Мюнхен навестить брата умершего. Из-за тяжелой болезни тот уже долгие годы оставался без движения. В поездке к брату, должны были принять участие все родственники. Лидия робко попросила сделать для нее исключение и оставить ее на эти два дня дома. К ее удивлению, такое разрешение было получено, и почти без промедления.

Не удивились лишь родственники. Самое большое увлечение немцев, переходящее в страсть, это экономить. Мысль о том, что проезд Лидии до Мюнхена и обратно на поезде, а также двухдневное пребывание в городе могут быть исключены из расходной части путешествия, легко решило ее судьбу. Лидия становилась на два дня хозяйкой солидной виллы в центре Германии. Отто ничего не оставалось, как радоваться тому, что расчеты матери и желание невестки, то есть его жены, совпали.

На время отъезда хозяев обслуживающему персоналу были предоставлены два выходных дня. Всем, кроме садовника. Не очень словоохотливый пожилой человек, он как правило не выходил за ограду дома. Днем подстригал кусты, а с наступлением темноты удалялся в свой небольшой домик, забившийся в углу сада в кустах, в оконцах которого всю ночь горел свет.

Рано утром, едва забрезжил рассвет, хозяева, отгремев ложками и чашками в гостиной, спешно выехали на вокзал.

Лидия обожала своего мужа, в том числе и за то, что он нигде и никогда не менял своих привычек. Отправляясь к больному дядюшке он, как всегда, поцеловал Лидию и пожелал ей добрых два дня отдыха.

Выспавшись на новом месте на пуховой немецкой перине, Лидия встала, когда в окно уже светило солнце, оделась и стала размышлять, чем бы заняться в свой первый свободный день.

В это время раздался стук в дверь. На пороге возник садовник с большим подносом, на котором разместился высокий серебряный кофейник, вокруг которого суетливо расположились мелкие чины из нежного тонкого фарфора: молочница, конфитюрница, изящные подставки для яиц, тарелка с несколькими кусочками подогретого хлеба, накрытая салфетками с причудливыми узорами и полный набор серебряных ложек, вилок и ножей. Вблизи садовник выглядел старше, чем издалека.

Лидия почувствовала себя неловко и поспешила освободить его от несвойственного его профессии занятию. Тот, в свою очередь, воспринял это совсем иначе: русская гостья, наголодавшись еще у себя дома, едва дотянула до его прихода и, уже не владея с собой от голода, выхватила у него поднос с принесенной едой.

Чтобы не смущать гостью, садовник тут же удалился к себе и там, из-за кустов, продолжил наблюдение за пришелицей из другого мира.

Позавтракав, Лидия спустилась вниз, зашла на кухню, вымыла посуду, вытерла ее насухо и расставила по ранжиру на место, а затем осмотрела изнутри весь дом. Как и следовало ожидать, все было развешено, расставлено и разложено по местам. Однако от опытного глаза хозяйки не скрылись некоторые детали. Внизу, под мойкой, швы между кафельными плитками потемнели от каких-то посторонних налетов. То же самое обнаружилось и в ванной комнате. При внимательном осмотре других комнат были обнаружены частицы песка, земли, привнесенные извне и лежавшие по углам.

У Лидии была знакомая парикмахерша, знаменитая на весь город не только тем, что она искусно стригла и укладывала волосы, но и выполняла частенько функции косметолога и даже врача-дерматолога. Встретив на улице кого-то из знакомых, а иногда и незнакомых людей, у кого на лице красовались прыщи, она тут же приглашала этого человека к себе, чтобы помочь ему избавиться от напасти.

От увиденного на вилле своих немецких родственников Лидия испытала нечто подобное тому, что испытывала ее подруга-парикмахерша при виде неухоженных лиц. Поменяв парадный наряд на рабочий и собрав все имевшиеся в наличии тряпки в ведро с водой, она, не подумав о том, как будут ее старания оценены хозяйкой, приступила к работе.

Обед, который приготовил для нее садовник, остался нетронутым. Зато к концу дня все общедоступные помещения на вилле вдохнули свежий воздух, поступавший в течение всего дня через широко распахнутые окна. И даже старая немецкая резная мебель, поблекшая было от времени, засветилась своими прежними цветами. Нетронутыми оставались только личные покои обитателей виллы и, конечно же, самой хозяйки.

Поздно вечером Лидия вышла в сад и тут же натолкнулась на его стража, внимательно и не без удивления наблюдавшего из кустов за всем, что происходило в доме. Для установления лучшего взаимопонимания Лидия тут же пригласила его на совместный ужин, который накрыла прямо на кухне. А на столе появился единственно достойный сувенир из России.

Лидия водку не любила и пила ее лишь по случаям торжественным или печальным, причем к восторгу Отто, количество выпитого ею зелья никаким образом не влияло на ее поведение. Захмелев слегка от первых глотков, она оставалась в трезвом уме и здравом поведении, независимо от количества выпитого позже, чего нельзя было сказать про Отто и нового знакомого садовника.

При близком общении садовник оказался значительно словоохотливее, чем показался вначале. Перед первой рюмкой он слегка привстал и пожелал представиться:

– Густав, – спокойно произнес он свое имя, понизив для солидности голос ровно на октаву.