Геннадий Мурзин - Подённые записки обывателя. Действительность как она есть

…Мы все там будем, все! И Счастливцевы, и Несчастливцевы… И те, над которыми Судьба простёрла свою благодатную длань уже при рождении; и те, от которых судьба злодейски отвернулась и отказывается поворачиваться не только личиком, но даже и бочком. Предстанем перед Судьей, и одинаково будем держать ответ за деяния свои на грешной земле.

Что такое любовь? Это, по мнению Ильи Сельвинского, всего лишь обман чувств, то есть мираж, то, что кажется человеку почти рядом, достаточно сделать навстречу шаг, протянуть руку, но чего достичь невозможно. Согласен! Ибо убеждался и не раз.

Подарки…. Могут ли стать желанными?.. Могут, если их дарят от чистого сердца.

Как-то приятель накануне дня рождения позвонил и спросил: «Что подарить?» Каков вопрос, таков и мой ответ: «Мерседес». Приятель озадачен и приходит в себя не сразу. После паузы говорит: «У меня таких денег нет». Я говорю: «А барахла мне не надо».

В самом деле, дарят люди обычно то, что сами себе никогда не купят, то есть безделушки, которые после дня рождения оказываются на помойке.

В России так заведено: в гостях без подарка лучше не появляйся. Весь вечер хозяева на тебя будут коситься и недовольно фыркать. Хозяева любят знаки внимания в виде сувенира-безвкусицы или плюшевого зайца-уродца; на седьмом небе, когда поднесут дешевенький мобильник.

Это – не обо мне. Меня не баловали и не балуют подношениями. Даже никчемными. Не видел за всю жизнь ни одного подарка от дедушки с бабушкой, от матери с отцом, от братьев и сестер, от дочери и сына, от внуков. Поэтому не люблю подарки и стараюсь избегать. Конечно, когда руководил коллективом, пытались лицемеры и угодники что-нибудь «поднести». Отвадил. Быстро отбил им охоту. Перестали. И слава Богу!

Приятели все-таки пытаются что-нибудь «всучить». Чем это заканчивается?

Владик Панов за последние пять лет дважды умудрился подарить… портмоне, и оба вскорости потерял, причем с деньгами. Такие вот подарки, влекущие за собой неизбежные для меня убытки. Конечно, дарёному коню в зубы не смотрят. И все-таки: зачем дарить то, без чего получатель дарения прекрасно обходится? А лишь за тем, чтобы внешне соблюсти русский обычай.

А ведь тот же Владик (вместо портмоне) мог бы меня действительно порадовать. И он об этом знает. Например, пять лет назад он, будучи прекрасным фотографом, фотографировал меня на юбилейном вечере своей жены и до сих пор не сделал те самые фотографии. Не раз напоминал. Всегда обещал, но… А ведь это ему бы ничего не стоило. Мне? Доставил бы приятность. Я не люблю подарки. Потому что ничего полезного не подарят, а барахло мне без надобности. Даже в качестве напоминания чего-либо.

Вчера был день рождения, день, который ненавижу. Я не рисуюсь. Перед кем мне рисоваться, Господи?! Мне 65. Много. Даже слишком много. Кто-то заглянул, кто-то всего лишь позвонил, а многие и этого не сделали. Но мы посидели!

Перечитываю (уже вторую книгу) роман Шолохова «Поднятая целина». Перечитывая въедливо, не могу не доставить себе удовольствие, чтобы не придраться…

Давыдов, убегая от любви к Лушке, скрывается в степи, где одна из колхозных бригад пашет землю. Председатель также включается в коллективный труд на благо родного колхоза, то есть пашет.

Раннее утро. Рядовые колхозники – в поле, а их председатель все еще спит. Накануне, дескать, сильно устал и решил отдохнуть. А колхозники разве не устали? Впрочем, председателев труд – добровольный, труд же колхозника – обязательно принудительный. Разница? Ну, да ладно. Не об том речь.

На полевом стане появляется в этот ранний час незнакомец. По крайней мере, для стряпухи, которая никак не может разжечь костер, а приехавший ей игриво помогает.

Стряпуха, по просьбе незнакомца, идет и будит председателя. Давыдов выходит. Цитирую по тексту романа.

«Мельком взглянул на приезжего, хрипло спросил:

– С пакетом из райкома? Давай.

– Без пакета, но из райкома…

– Чует мое сердце, что твоя милость – уполномоченный райкома.

Он… немножко церемонно раскланялся:

– Председатель колхоза Семен Давыдов.

– А я – секретарь райкома Иван Нестеренко. Вот и познакомились…»

Начинаю туго соображать, прочитав этот текст.

Первый вопрос, родившийся в моей голове: «Что в райцентре опять новая партийная власть?» Вопрос совсем не праздный. Потому что несколькими главами ранее автор рассказывал, что на смену старому пришел новый секретарь, что прежних секретаря райкома и заворга 4 4 Заворг – это заведующий организационным отделом, очевидно, того же райкома ВКП (б) , допустивших перегибы в колхозном строительстве, выгнали к чертовой матери. С ним, с этим новеньким секретарем райкома, если меня память не подводит, Давыдов уже познакомился. В тот раз, когда в поисках нового секретаря натолкнулся на него в Тубянском колхозе. Тогда-то и состоялось их первое знакомство.

Если этот – тот самый Нестеренко, то почему сейчас-то они снова друг другу «церемонно» представлялись, почему прозвучали слова « вот и познакомились »?

Поломав изрядно голову, в больших сомнениях читаю роман дальше. И, оказывается, нет, не меня память подвела, а великого писателя Шолохова, который, видимо, запамятовал, что уже знакомил этих людей, а редакторы издательства постеснялись подсказать великому и гениальному автору.

Погуляв изрядно по полю, даже поборовшись зачем-то, поговорив о высоких материях, о духовном, то есть о книгах для избы-читальни, услышав упрек от Нестеренко (дескать, председатель должен не пахать вместо людей, а руководить ими), Давыдов восклицает:

«Но ты сам на тубянских полях гонял на лобогрейке!»

На это Нестеренко досадливо усмехается:

«Я в Тубянском проработал несколько часов, чтобы познакомиться с народом…»

Снизошло на Шолохова озарение, и он вспомнил-таки, что руководители уже знакомы.

И это не единственная авторская несуразица.

В этой же главке, например, я имею право поставить и еще один вопрос: судя по предыдущим главам романа, колхоз не только отпахался, а и отсеялся; Давыдов и его колхозники ждут не дождутся, когда будет первый дождь, появятся первые всходы и они, то есть всходы, после обильного дождя проклюнулись-таки.

А здесь? Бригада все еще пашет? Если это весновспашка, то уже сильно поздно. Если это подъем зяби, то сильно рано, поскольку под зябь пашут после уборки урожая, то есть осенью.

Есть подозрение, что автор эту главу поставил не в то место романа и даже не заметил.

И тут же вновь придираюсь. Автор сообщает, что после отъезда Нестеренко Давыдов также решил отправиться со стана в свое село. Идет пешком несколько километров. Автор подпускает лирики: жара, птички щебечут, жаворонки голосят. И вдруг появляется потрескавшаяся от долгой и сильной жары земля, не видавшая дождя. Откуда взялась « земля, не видавшая дождя », если минутами раньше стряпуха не могла разжечь костер из-за того, что растопка отсырела, поскольку всю ночь шел обложной дождь?